Сергей Аллилуев отвел Джугашвили к Конону Савченко, тот, в свою очередь, поселил его у брата, и таким образом беглец провел в столице примерно дней десять. Живший тогда у Кузьмы Савченко молодой родственник Иван Мельников относил пребывание Кобы ко второй половине июля 1909 г.; по его словам, Джугашвили уехал 2 августа, когда Конон Савченко добыл ему паспорт (см. док. 2). А. С. Аллилуева и И. Н. Мельников свидетельствовали, что Джугашвили пробыл около двух недель (см. док. 1, 2); по воспоминаниям Веры Швейцер, Иосиф Джугашвили появился в конце июля и пробыл несколько дней (см. док. 4). Тут явная хронологическая неувязка: где он был до середины июля, если бежал из Сольвычегодска 24 июня? На самом деле нет смысла всерьез задавать вопрос, где он провел почти месяц, поскольку в Баку агентура сообщила жандармам о его приезде уже 12 июля, а 15 июля он был взят под наблюдение (см. док. 5, 8, 9). Таким образом, учитывая время на дорогу, в столице он мог быть в последних числах июня – начале июля, а приведенные мемуаристами даты следует считать неверными.
В. Швейцер рассказала, что по приезде в Петербург Коба связался с ней через бывшего тифлисского рабочего, большевика Сильвестра Тодрию, и она устроила ему встречу с большевистским депутатом Думы Николаем Полетаевым. На квартире последнего тогда же имело место совещание, на котором «товарищ Сталин заложил фундамент центральной газеты «Звезда», которая и вышла в конце 1910 года в Петербурге» (см. док. 4). Если встреча Джугашвили со старым товарищем Тодрией не должна вызывать сомнения, а свидание с Полетаевым – вполне вероятно, то последнее сообщение Швейцер кажется фантастическим, ведь в ту пору Джугашвили не имел никакого отношения ни к петербургской организации, ни к центральным партийным издательским проектам и вряд ли мог претендовать на вхождение в этот узкий круг посвященных. Можно предположить, что мемуаристы сдвинули даты его пребывания в столице не случайно, а именно для того, чтобы увязать его с совещанием о «Звезде». Впрочем, счесть чистой фантазией сообщение В. Швейцер, мемуаристки в целом ненадежной, мешает текст статьи И. Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи», напечатанной в Баку месяц спустя. О ней речь пойдет ниже.
Вернувшись в Баку, он должен был обнаружить, что обстановка за истекший год разительно изменилась. Рабочее движение было на спаде, партийные организации прозябали в жалком состоянии, а жандармам наконец удалось достичь заметных успехов по части приобретения секретной агентуры и насыщения ею революционных организаций[167]. Наблюдение стало более систематическим, историку это видно по изменившемуся набору документов. Теперь основным источником становятся ежемесячные отчеты о состоянии местных организаций каждой из революционных партий и обзоры полученных агентурных сообщений, представлявшиеся местными охранными отделениями в Департамент полиции.
В обзоре положения социал-демократической партии в 1907–1908 гг., составленном в Департаменте полиции, был отмечен значительный отток партийных кадров в эмиграцию, «беспрерывное бегство революционеров интеллигентов и рабочих привело к возрождению в целом ряде заграничных городов (швейцарских, бельгийских и в Париже) „заграничных групп содействия“, выросших в многочисленные сообщества», в связи с чем обострилась межфракционная борьба среди эмигрантов. В отчете утверждалось, что к концу 1908 г. «в России меньшевики не имели никаких организаций; весь юг, где царствовали меньшевики, совершенно уничтожен репрессиями правительства, север же России и даже Кавказ находились под преобладающим влиянием большевиков», причем в исчезновении меньшевистских организаций большую роль сыграло доминирование в них интеллигенции, «которая бежала за границу». «Большевики, наоборот, сохранили в России (весь север, центр, восток и Кавказ) опорные пункты, имеют в своих руках Центральный Комитет»[168]. В Баку после провала совещания с нефтепромышленниками, когда численность сторонников большевиков доходила до трех тысяч, к 1909 г. осталось около 400 партийцев. Говорить о полном исчезновении меньшевистских комитетов, впрочем, было преувеличением. В Баку они по-прежнему имелись, но преимущественно перешли на позиции «ликвидаторов», то есть сторонников легальных методов работы и ликвидации подполья. В 1909 г. это течение в Баку возглавляла К.Захарова-Цедербаум с ее обществом самообразования или рабочим клубом «Наука», который к 1911 г. набрал до двух тысяч членов. У меньшевиков в Баку в те годы было несколько легальных газет, они продолжали руководить Союзом рабочих механического производства[169]. У большевиков дела были, с одной стороны, хуже: из газет номинально сохранился только «Бакинский пролетарий», да и тот давно не выходил; популярность среди рабочих упала, многие партийцы были арестованы. С другой стороны, меньшевики в области нелегальной работы практически перестали быть им соперниками, то есть при абсолютном ослаблении произошло некоторое относительное укрепление позиций. Революционеры приспособились использовать легальные организации, прежде всего профсоюзы, а также клубы, кооперации и т. д. По сведениям секретного осведомителя, относившимся к октябрю 1909 г., «каждый союз или общество рабочих находится под управлением той или иной социалистической организации, пользующихся ими для своих целей». Союз нефтепромышленных рабочих с центральным бюро в Балаханах и отделениями в Биби-Эйбате и Сураханах «всецело находятся в руках Российской социал-демократической рабочей партии, фракции „большевиков". Секретари и другие служащие в этом союзе находятся под непосредственным контролем и управлением этой партии, они распространяют на промыслах и заводах литературу, собирают собрания для пропаганды и устраивают всякого рода свидания, причем избранным местом для означенных целей партии служит помещение союза»[170]. При этом центральное бюро Союза нефтепромышленных рабочих находилось рядом с промыслами Шибаева, где служил С. Г. Шаумян.