| По числу коров | |
|---|---|
| Группы | Уд. вес хозяйств, % |
| Без коровы | 18,18 |
| С 1 коровой | 56,68 |
| С 2 коровами | 18,94 |
| С З коровами | 4,30 |
| С 4 коровами | 1,23 |
| С 5 и более | 0,67 |
| - | 100,0 |
Этот материал предоставила статистическая выборка, в основу которой положено исследование 427 тысяч крестьянских хозяйств по 25 губерниям. Исследование не тотальное, однако довольно масштабное.
Какие из перечисленных хозяйств можно отнести к бедняцким? Итак, будем считать бедными хозяйства, имевшие меньше пяти десятин, меньше двух лошадей и двух коров[31]. По всем трем показателям мы получаем примерно одинаковую цифру: около 75 %.
Это деревенские бедняки в расширенном понимании данного слова — то есть семьи, не имевшие излишков хлеба на продажу. Однако и они разделялись на две группы: те, которые могли прокормить хотя бы себя, и те, которым приходилось, зарабатывая деньги на стороне, хлеб покупать. Последние и есть та самая деревенская беднота, которая в ситуации, когда цены на хлеб резко выросли, а промыслов не стало, оказались под угрозой того же вымирания, что и население городов. Как они выживали в благополучное время, пишет все тот же граф Толстой.
«Мужик и его домашние всегда все работают. Обычное нам состояние физической праздности есть бедствие для мужика. Если у мужика нет работы всем членам его семьи, если он и его домашние едят, а не работают, то он считает, что совершается бедствие вроде того, как если бы из рассохшейся бочки уходило вино, и обыкновенно всеми средствами ищет и всегда находит средство предотвратить это бедствие — находит работу. В мужицкой семье все члены её с детства до старости работают и зарабатывают. Мальчик 12-ти лет уже в подпасках или в работниках при лошадях, девочка прядет или вяжет чулки, варежки. Мужик в заработках или вдали, или дома, или на поденной, или берет работу сдельно у помещиков, или сам нанимает землю. Старик плетет лапти; это обычные заработки. Но есть и исключительные: мальчик водит слепых, девочка в няньках у богатого мужика, мальчик в мастеровых, мужик бьет кирпич или делает севалки, баба — повитуха, лекарка, брат слепой — побирается, грамотный — читает псалтирь по мертвым, старик растирает табак, вдова тайно торгует водкой. Кроме того: у того сын в кучерах, кондукторах, урядниках, у того дочь в горничных, няньках, у того дядя в монахах, приказчиках, и все эти родственники помогают и поддерживают двор».
И при этом в благополучные годы еле-еле кормятся, а в неблагополучные — голодают. Стоит ли удивляться полному отсутствию в русском фольклоре XIX–XX веков страха перед каторгой и философскому отношению к смерти? Едва ли сие есть признак высокого христианского настроя души, скорее — усталости от беспросветной жизни.
Сколько было тех, кто заведомо не мог прокормиться с земли? Как минимум — это те хозяйства, у которых надел меньше одной десятины, — таковых около 22 %. Естественно, безлошадные — около 29 %. Не все они жили бедно — кое-кто уходил в города на заработки. Но 29 % — это около 6 млн. хозяйств, или 30–40 млн. человек. Было ли столько заработков в Российской империи?
Ещё некоторые данные приводит в своей книге «Российское крестьянство в революции и Гражданской войне» Таисия Осипова.
«В стране было 3 млн. безземельных крестьянских дворов и 5 млн. — имевших менее 5 дес. на хозяйство. Эти 8 млн. хозяйств (57 %)[32] представляли крестьянскую бедноту.
За годы войны обнищание крестьян еще более усилилось. К 1917 г. безземельных дворов в Поволжье стало 11,2 %, в Промышленном районе — 9,4 %, в Северо-Западном— 7,2 %, в Земледельческом центре — 5,7 %.
31
Мало скота — это ещё и истощение земли, поскольку практически единственным применявшимся в то время удобрением был навоз.
32
Меньший процент объясняется, по-видимому, тем, что данные взяты по всей стране, а Литошенко приводит таблицу по европейской территории. Нас больше интересуют данные Литошенко, поскольку Сибирь, Степной край, Новоросеия в начале Гражданской войны находились под белыми и хлеба центральной власти не давали.