Лично мне близка версия, связанная со смертью Екатерины Сванидзе.
«Каменное сердце» Иосифа теперь билось в стальном человеке. Который думал уже
только о власти.
Что же касается его придуманного имени «Коба», то его Иосиф заимствовал у героя
романа «Отцеубийца» великого грузинского писателя Александра Казбеги.
Романтическая история любви между крестьянской парой Иаго и Нуну разворачивается
на его страницах на фоне исторических событий середины XIX века, когда российские войска
одержали победу над отрядом горцев под предводительством Шамиля.
Коба пытается помочь влюбленной паре: крестьянин Иаго находится в тюрьме, а его
невесту Нуну собираются похитить неприятели. Герой романа помогает Иаго бежать из
заключения, однако тот все равно погибает. Такая же участь ждет и его невесту — Нуну
умирает, не пережив ложное обвинение в убийстве отца. В живых остается лишь Коба, который
обещает отомстить за смерть друзей.
По воспоминаниям друга юности Сталина Иосифа Иремашвили, «Коба стал для Сосо
богом, смыслом его жизни. Он хотел стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым, как
этот последний. В нем Коба должен был воскреснуть. С этого момента Сосо начал именовать
себя Кобой и настаивать, чтобы мы именовали его только так. Лицо Сосо сияло от гордости и
радости, когда мы называли его Кобой».
Даже в 1917 году под некоторыми документами стоит подпись «К. Сталин».
Ну а пока до решающего года было далеко. Молодой отец занимался революционной
работой, а их с Като сын Яков оставался на попечении родственников Сванидзе.
Его судьба сложилась трагично. Яков был нелюбимым ребенком. Может, потому, что
напоминал о Екатерине? А может, потому, что любимых детей у Сталина просто не могло
быть…
До 1921 года мальчик воспитывался в Тифлисе у тетки, Александры Сванидзе.
Моя тбилисская знакомая Тамара Масхарашвили несколько раз видела Якова. Своими
впечатлениями о встречах со старшим сыном вождя она делилась со мной на даче в поселке
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
23
Цхнети, где раньше жили коммунистические правители республики:
«Якова Джугашвили, старшего сына Сталина, я видела в Бакуриани. Когда мы выходили
играть в волейбол, через забор с соседней дачи к нам перелезал молодой мальчишка. Такой
румяный, пухлый, очень простой. Мы знали, что это Яков.
Но то, что он сын Сталина, не имело для нас никакого значения. Для нас он был
мальчиком, которого больше всего волновало — примем мы его в свою компанию или нет. Он
играл с нами, а через пару часов за ним приходили охранники и вежливо просили вернуться
домой».
Лишь когда Якову исполнилось 14 лет, он приехал в Москву. На этом, по воспоминаниям
Светланы Аллилуевой, настоял Алеша (это был подпольный псевдоним Александра) Сванидзе.
Тот самый брат Като.
Сталин был недоволен этим переездом, но спорить не стал.
В подарок отцу Яков вез банку варенья из грецких орехов, которые передала бабушка
Кеке. Но по дороге не выдержал и все съел. Очень переживал, что отец расстроится из-за этого.
Но Сталин, кажется, даже не заметил, что в доме появился еще один ребенок.
Единственным человеком в семье, кто заботился о Якове, была Надежда Аллилуева,
вторая жена вождя.
Светлана Аллилуева вспоминала: «Мама очень нежно, с истинной любовью относилась к
Яше, моему старшему брату, сыну отца от первой его жены, Екатерины Семеновны Сванидзе.
Яша тоже очень уважал и любил ее. Она делала все возможное, чтобы скрасить его нелегкую
жизнь, помогала ему в его первом браке, защищала его перед отцом, всегда относившимся к
Яше незаслуженно холодно и несправедливо».
Подобная забота потом послужит пищей для слухов, будто между Яковом и Надеждой,
которых разделяло всего семь лет, существовали романтические отношения.
Может быть, в том числе и поэтому Сталин почти враждебно относился к старшему сыну.
Светлана Аллилуева вспоминала, как «доведенный до отчаяния отношением отца, совсем
не помогавшего ему, Яша выстрелил в себя у нас в кухне, на квартире в Кремле. Он, к счастью,
только ранил себя, — пуля прошла навылет. Но отец нашел в этом повод для насмешек. «Ха, не
попал!» — любил он поиздеваться».
Непримиримый противник Сталина Лев Троцкий описывал детство Якова, протекавшее в
Кремле:
«Мальчик Яша подвергался частым и суровым наказаниям со стороны отца. Как
большинство мальчиков тех бурных лет, Яша курил. Отец, сам не выпускавший трубки изо рта,
преследовал этот грех с неистовством захолустного семейного деспота, может быть,
воспроизводя педагогические приемы Виссариона Джугашвили. Яша вынужден был иногда
ночевать на площадке лестницы, так как отец не впускал его в дом. С горящими глазами, с
серым отливом на щеках, с сильным запахом табака на губах Яша искал нередко убежища в
нашей кремлевской квартире. «Мой папа сумасшедший», — говорил он с резким грузинским
акцентом».
Яков Джугашвили закончил военную артиллерийскую академию аккурат накануне войны.
По воспоминаниям генерала Власика, начальника охраны Сталина, старший сын вождя,
«очень милый и скромный человек, разговорами и манерами необыкновенно похожий на отца»,
видел свое будущее совсем другим. Он окончил Институт железнодорожного транспорта. Но
«услышав замечание отца о том, что он хотел бы видеть сына военным, Яков поступил в
Артиллерийскую академию».
22 июня 1941 года Сталин сказал ему: «Иди и сражайся». И он пошел. Но уже в июле,
всего через месяц после начала войны, под Вязьмой старший лейтенант Яков Джугашвили
попал в плен.
Согласно приказу Верховного Главнокомандующего, все офицеры, сдавшиеся в немецкий
плен, объявлялись дезертирами, нарушившими воинскую присягу, а члены их семей подлежали
аресту. Семья сына советского вождя не стала исключением.
Правда, если буквально следовать закону, отправить за решетку полагалось и самого
Верховного Главнокомандующего, который приходился отцом пленного офицера. Именно тогда
и родилась печально знаменитая фраза Сталина о том, что «сын за отца не отвечает». В виду
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
24
имелось, скорее, совсем другое — «отец за сына».
Другая легендарная фраза Сталина звучала так: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю».
Она была адресована председателю шведского Красного Креста, который предлагал обменять
Якова на фельдмаршала Паулюса.
Как только было получено известие, что Яков находится в плену, его жена Юлия была
арестована.
Светлана Аллилуева вспоминала: «Неведомо почему (в первые месяцы войны никто не
знал толком, что делать, даже отец) нас отослали всех в Сочи: дедушку с бабушкой, Анну
Сергеевну с двумя ее сыновьями, Юлю с Галочкой и меня с няней. В конце августа я говорила
из Сочи с отцом по телефону. Юля стояла рядом, не сводя глаз с моего лица.
Я спросила его, почему нет известий от Яши, и он медленно и ясно произнес: «Яша попал
в плен». И, прежде чем я успела открыть рот, добавил: «Не говори ничего его жене пока что».
Юля поняла по моему лицу, что что-то стряслось, и бросилась ко мне с вопросами, как только я
положила трубку, но я лишь твердила: «Он ничего сам не знает».
Новость казалась мне столь страшной, что я была бы не в силах сказать ее Юле — пусть
уж ей скажет кто-нибудь другой. Но отцом руководили совсем не гуманные соображения по
отношению к Юле: у него зародилась мысль, что этот плен неспроста, что Яшу кто-то
умышленно «выдал» и «подвел», и не причастна ли к этому Юля.
Когда мы вернулись к сентябрю в Москву, он сказал мне: «Яшина дочка пусть останется
пока у тебя. А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет в этом разобраться».
И Юля была арестована в Москве, осенью 1941 года, и пробыла в тюрьме до весны 1943
года, когда «выяснилось», что она не имела никакого отношения к этому несчастью, и когда