Чем это было вызвано, никто нас не информировал.
Вообще должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не
поступало сверху…» И из-за этого у генералов приграничных округов, по словам
Рокоссовского, и возникало «недоумение», никто «не мог разобраться, каков план действий
наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…». А ведь, к примеру, те же
разведсводки РУ ГШ до командиров уровня корпуса доводились до всех в обязательном
порядке, т. е. и начатые перемещения войск с 15 июня по ПП также в обязательном порядке
должны были доводиться до комкоров!
Рябышев: «Попрощавшись с начальником штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные
мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармам о
своих опасениях. Но генерала Ф.Я. Костенко снова не оказалось на месте».
Если Костенко присутствовал в 72-й дивизии при докладе Абрамидзе в ГШ около 24.00 21
июня, то он, конечно, не мог находиться в штабе армии…
«В Дрогобыче, в Доме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для
военнослужащих гарнизона и их семей. <…> Во время перерыва ко мне подходили командиры
и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. <…>
Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии переговорить с
командармом. И быстро уснул.
Первые часы войны
Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега
молоденький красноармеец-посыльный.
— Товарищ генерал, — торопливо обратился он, — в штабе вас срочно вызывают к
телефону!
Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку
телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что
немецко-фашистские войска во многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут
бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.
— Но прошу без паники, — звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа
добавил: — Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам
не открывать! Ждите дальнейших указаний!
Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных
городков по тревоге. На этот случай еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их
особыми словами, значение которых понимали только мы.
— Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
Прошло не больше трех минут, и дежурный по штабу доложил:
— Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на
связи!
Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:
— У аппарата Рябышев.
— У аппарата Мишанин, — прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой
дивизии. — Слушаю вас.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
330
— Здравствуйте. В небе сверкает молния.
— Все ясно, Дмитрий Иванович, — поспешно ответил Т.А. Мишанин.
Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал густой бас командира 7-й
моторизованной дивизии:
— У аппарата полковник Герасимов.
— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?
— Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, — пробасил в ответ А.Г.
Герасимов.
— До встречи.
На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев.
Поприветствовав его, я сказал:
— Гора! Желаю успеха!
“Молния”, “лес”, “гора” — это условные слова, услышав которые от меня, командиры
соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах
опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения».
Не армия, а колхоз «40 лет без урожая». Личная инициатива так и прет среди генералов.
Они даже себе, как в «казаках-разбойниках», тайные словечки придумывают. Или, может,
настолько не было доверия среди красных командиров друг другу, что они шли на такое?
Кстати, вполне может быть — ведь как можно еще назвать поведение начштаба армии
Варенникова, если не «странным»? А ведь Рябышев специально акцентировал внимание на
«странном» поведении начштаба 26-й армии, отвечая на вопрос Покровского. Однако время,
когда его разбудили, он показал четко — в 4 часа утра по московскому времени, это 4 часа и по
местному, — когда ему позвонил «начальник оперативного отдела 26-й армии от имени
командующего» и сообщил о нападении, но приказа о приведении в полную боевую готовность
не отдал. Корпус Рябышева, как и всех в КОВО, поднимали именно после нападения Германии!
«Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и
вскрыл предназначенный мне пакет.
Нужно было еще вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие
распоряжения. Но это уже проще — они находились в Дрогобыче, под боком.
Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.
Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились
вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30».
Рябышев вскрыл свой пакет (его комдивы вскрывали свои по его команде) около 4.15, не
дожидаясь указания на это из штаба армии. Т. е. в случае начала боевых действий, если даже
нет отдельной команды, «красные пакеты» вскрываются командирами «автоматически»… А
свой приказ Рябышев все же получил — в описании боевых действий 8-го мк показано что
«части 8-го механизированного корпуса в 5.40 22.6.41 г. были подняты по тревоге…».
«А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой
падающих бомб. <…> Кто-то из командиров доложил, что самолеты с черными крестами на
крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают
перепуганное мирное население.
— Вызвать к аппарату начальника артиллерии корпуса! <…> — Приказываю: по
фашистским стервятникам открыть огонь зенитной артиллерии!
“Вот так-то будет надежней”, — мелькнула мысль.
“В конце концов, какого еще приказа ждать? — рассуждал я, направляясь в свой
кабинет. — Ясно, что надо бить подлого врага, вторгшегося на нашу землю и в наше воздушное
пространство”.
Вошел начальник связи корпуса полковник С.Н. Кокорин и взволнованно доложил:
— Связь со штабом армии прервана. По проводу нет связи и с Садовой Вишней. Для
восстановления своих линий отправил людей. <… >
Временно исполняющий должность начальника штаба подполковник А.В. Цинченко
доложил, что, по поступившим докладам из частей, между Дрогобычем и городом Стрый
противник выбросил парашютный десант.
— Это… — замялся он.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
331
— Это война! — закончил я его мысль.
Бомбовые разрывы между тем стали реже. Видимо, огонь зенитчиков заставил вражеских
летчиков быть осторожнее…»
Для чего акцентировано внимание читателя на времени подъема войск в КОВО? Об этом
чуть позже…
А теперь посмотрим воспоминания генералов из Одесского ВО, которые к 22 июня
директивы Москвы просто выполнили, как положено…
Крылов Н.И. Не померкнет никогда. — М.: Воениздат, 1984 г. Гл. «На защите Одессы.
Левый фланг».
Данные воспоминания описывают события в округе, который оказался благодаря
командованию округа наиболее подготовленным к нападению немцев, — в Одесском ВО.
«..Войска, оборонявшиеся на Дунае и Пруте, имели определенные успехи с самого начала
военных действии Помню общее воодушевление в штабе 14-го корпуса вечером 22 июня. В тот
час еще не было сведений о том, как отражается нападение фашистского агрессора на
остальном фронте, и хотелось верить, что там положение не хуже, чем у нас. Здесь же, на левом
приморском фланге, итоги первого дня войны выглядели не так уж плохо.