— Что ты шьешь?
Она ответила:
— Платье для куклы.
— А почему черное?
— Потому что это из маминого платья. Я хочу, чтобы моя кукла в мамином платье ходила.
Потом посмотрела на меня:
— Ты разве не знаешь, что у меня мама умерла!
И стала рыдать. А я сказала:
— А у меня папа умер.
И тоже заплакала. И наши слеза нас сцепили.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
40
Хорошо помню день, когда умер Сталин. Моя сестра плакала. А я — нет. Я жалела
Светлану. Мы с Серго были на похоронах. Подходили к Светлане, она с Васей стояла у гроба.
Серго не дружил с сыном Сталина. С Василием дружить — это водку пить. Он был
потерянный человек, совершенно. Светлана мне говорила: «Ты бы видела Васю, когда его отец
вызывал! Его трясло всего! Ноги не шли. Боялся его невероятно».
Светлана рассказывала, что брат был бедовым уже в детстве.
В семье Сталина был еще один ребенок — приемный сын Артем. Он тоже оставил
воспоминания о родных детях вождя, вместе с которыми рос:
«Со Светланой не было проблем. Она училась очень хорошо. Была прилежной. Василию
же отец порой жестко выговаривал. Конечно, какие-то проступки вызывали более серьезные
нарекания. Однажды сидели на даче за обеденным столом, Василий бросил кусочек хлеба в
окно. Отец вспылил: «Вася! Что ты делаешь?! Ты знаешь, сколько в этом хлебе труда, пота и
даже крови? Хлеб уважать нужно. Не всем хлеба хватает. И мы над этим работаем». Вася
ответил: «Папа, я больше не буду, я нечаянно». На что Сталин ответил: «За нечаянно тоже бьют.
Хлеб — всему голова. Его надо беречь и уважать».
Вот как-то на дне рождения кого-то, уже без Надежды Сергеевны, сидели за столом
родственники Аллилуевы, Вася, Светлана и я. Сталин разливал вино по бокалам, налил
понемножку вина и нам с Василием, Светлане, ее вино разбавил водой из графинчика. Кто-то из
женщин говорит: «Разве можно детям? Это же яд» А Сталин говорит: «Ядом змея убивает, а
врач ядом лечит. Дело в том, кто, где и зачем. Хлебом тоже можно подавиться, а молоком
упиться». И добавил: «Мораль нам, безусловно, нужна. Но моралистов у нас не любят».
Марфа Максимовна хорошо знала Артема Сергеева, рассказывала о нем — сыне
известного большевика Федора Сергеева, известного как товарищ Артем. Тот был ближайшим
другом Сталина. После гибели своего товарища и соратника в 1921 году Сталин усыновил его
сына, и Артем Сергеев вошел в семью вождя.
Но главной темой воспоминаний Марфы Пешковой была, конечно, Светлана Аллилуева.
«Я Сталина не боялась. Я вообще была небоязлива. Я его ненавидела. Из-за Светланы. И
одной фразы, которую он произнес с невероятной злостью, глядя мне прямо в глаза.
Однажды мы сидели обедали, все было спокойно. Он любил подтрунивать надо мной. В
тот день спросил, много ли мальчиков вокруг меня крутится. Я тут же в краску, застенчивой
девочкой была.
Потом Сталин вдруг откладывает ложку и спрашивает: «Как там ваша старрррруха
поживает?» Светлана вполголоса пояснила, что это он о бабушке моей спрашивает. (Речь идет о
Екатерине Пешковой, единственной официальной жене Горького, матери его двоих детей —
рано скончавшейся дочери и сына Максима. Екатерина Пешкова руководила Советским
Красным Крестом и была, фактически, первой правозащитницей в СССР. — И.О. ) Меня как
будто по голове стукнули. Бабушка для меня была святым человеком.
Я не так давно была в Риме и оказалась с приятельницей в церкви. Священник меня
пригласил к нему в кабинет. Я поднялась. Он усадил меня и показал карточку: «Это сделала
ваша бабушка. Она добилась разрешения на эту карточку».
Оказалось, что на Соловки попал его отец, там был страшный голод. Пароход не мог
подвезти продукты в плохую погоду, на острове часто просто не оставалось пищи. Конечно,
охрана припасы для себя делала, а вот заключенных не кормили. И бабушка выхлопотала его
матери карточку, согласно которой женщина могла посылать раз в месяц посылку с продуктами.
Так они выжили. И когда я уже выходила из церкви, этот настоятель мне сказал: «Бабушка ваша
была святым человеком».
Очень многих она спасала. За границу как-то отправляла. Она очень была там популярна,
еще до революции жила несколько лет в Париже, членом партии эсэров была. Сталин ничего не
мог с ней сделать. Ее хорошо знали в мире и потому здесь тронуть побоялись.
Я была подготовлена Светланой, что ее отец суровый человек. Но тут, когда он произнес
это раскатистое «рррр». Видела его страшные глаза, проницательные, как у гипнотизера,
желтоватые, тигриные.
Услышать заданный таким уничижительным тоном вопрос о своей любимой бабушке! Я
ответила двумя словами: «Хорошо поживает». И больше мы к этой теме не возвращались.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
41
Но забыть этого я Сталину не могла никогда. И сейчас не могу.
Про реальные обстоятельства смерти своей матери, Надежды Сергеевны, Светлана узнала
только в Куйбышеве. Кто-то ей подсунул американский журнал, в котором была статья.
Так совпало, что именно в Куйбышеве Светлана начала учить английский. Так как у нас
были няни-немки, то первым был немецкий язык.
Мне сама Светлана потом рассказывала, что в этой статье был снимок ее матери в гробу.
Сейчас в здании, где проходило прощание с Аллилуевой, находится ГУМ. В этой статье было
написано, что Надежда Сергеевна покончила с собой. Я спросила: «Ты веришь?» — «Да!» —
ответила Светлана твердо.
До этого ей говорили, что мама умерла от неудачной операции по удалению аппендицита.
И она верила в эту версию.
А вот кто ей подкинул журнал — не знаю.
В Куйбышев к Светлане, где она находилась в эвакуации во время войны, меня Вася
доставил на самолете, сестра его попросила.
Мы тогда чуть не разбились. Была даже вынужденная посадка.
Команда состояла из трех или четырех человек. Василий по своим делам ездил в Ташкент,
где мы с мамой и сестрой находились в эвакуации. И Светлана попросила меня захватить к ней
в Куйбышев на каникулы, как раз зимние были.
Был мороз, но в Ташкенте не так холодно. И потому спирт, который выдали летчикам для
того, чтобы крылья смазать и на них не появилась ледяная корочка, они выпили. Когда мы
летели обратно, то пилот не справился с управлением. До сих пор помню, как крылья стали
покрываться льдом и самолет начал постепенно опускаться, не выдерживая высоту.
Но Василий заранее понял, что может произойти, и наметил место для вынужденной
посадки. Мы так сели, что пропеллер оказался буквально в метре от дерева. А посередине поля
стоял стог сена. И Василий сумел въехать в этот стог сена, и пропеллер остановился. Блестяще
все продумал.
Отправил потом парня по просеке — он же сверху видел, где что находится — в
направлении населенного пункта. И за нами прислали сани.
Кстати, страшно не было. Мне, наоборот, все было интересно.
Василий хорошо понимал в самолетах, он был и автомобилист хороший. Он не был
просто сынком вождя. Дружил только с военными и спортсменами.
Его первая жена, Галина Бурдонская, в ларьке обслуживала летчиков, там он с ней и
познакомился. У них родилось двое детей — Александр и Надежда.
Второй женой Васи стала дочь маршала Тимошенко, Екатерина. Она родила ему двоих
детей — сына Василия и дочь Светлану. Но судьба у всех оказалась трагичной.
Она в конце жизни жила на Пушкинской площади, в угловом доме. Я ее, кстати,
несколько раз встречала в Елисеевском магазине. Однажды она пригласила меня к себе и я была
у нее в этой квартире. Помню, она показала шкатулку из малахита, в которой лежали
драгоценные камни. Такая была коробочка с ограненными камнями. Из-за нее она даже
поссорилась со Светланой. Шкатулку Екатерине подарил на день рождения сам Сталин. Они
ведь родились в один день.
Светлана видела эту шкатулку еще у отца и была уверена, что она будет ее. В итоге