недовольно проворчал:
— Ну что вы вскочили? Дома надоели учебные тревоги, и здесь не дают поспать. Какое
отношение мы имеем к делам этого полка?
— Прекрати болтать! Быстрее одевайся! Догоняй нас. Мы пошли на КП, — предупредил
я товарища.
Действительно, в последнее время учебные тревоги объявлялись часто. И это как-то
притупило настороженность. Но сегодня меня эти сигналы заставили вспомнить разговор с
хозяином квартиры в Бельцах. Быстро прибежал на КП полка, расположенный на границе
летного поля. Здесь — большая группа летчиков. Они получали указания от начальника штаба
полка. А над аэродромом нарастал гул моторов. Сомнений не было — идет рассредоточение
самолетов. Чувствовалось напряжение во всем. Оно сразу передалось и мне. Протиснувшись к
начальнику штаба, спросил:
— Что случилось? Боевая или учебная?
— Война! На границе уже идут бои. Может быть удар по аэродрому…»
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
373
Как видите, тревога была объявлена в темноте — до первых налетов в этом округе, что
начались около 3.30 утра 22 июня. Светало в тот день в этих местах примерно в это же время —
около 3.30 утра. Но подняли летчиков на этом достаточно тыловом аэродроме именно в темноте,
т. е., видимо, не позже 3.00. Что подтверждает слова Захарова — приказ о боевой тревоге пошел
«во все гарнизоны» около 2.00. А вот что Покрышкин пытался рассказать о том, что приведения
в боевую готовность 19—20 июня в его авиадивизии не было — отсутствовали командиры в
иап:
«Я остался один, проклиная последнюю перегонку МиГов… Вот только теперь я
отчетливо представил события на аэродроме в Бельцах, которые сообщил работник штаба перед
отлетом. Как все нелепо получилось! В первый день войны в нашей эскадрилье отсутствовало
два звена, причем наиболее подготовленных. Кто в этом виноват? <…>
Звено Валентина Фигичева, базируясь недалеко от города Унгены, несло в канун войны
боевое дежурство и имело цель перехватывать нарушителей границы (подобное дежурство
было во всех запокругах. — Авт .). В четверг гитлеровский разведчик углубился на нашу
территорию. Звено обстреляло его. Это вызвало гнев командира дивизии. В субботу в Пырлицу
для наведения порядка в звене Фигичева по приказу генерала Осипенко были направлены
командир полка В. Иванов и командир эскадрильи Ф. Атрашкевич. Кроме того, в Кишинев был
вызван командир звена Селиверстов. Вот и получилось, что, когда грянула война, в полку не
оказалось командира, многих командиров эскадрилий и звеньев, подразделения были
разбросаны.
Отсутствие на аэродроме утром 22 июня двух звеньев и Ф. Атрашкевича, а всего восьми
наиболее подготовленных летчиков, привело к потере боеспособности эскадрильи.
Находившиеся на аэродроме пять рядовых летчиков, не прошедших еще полностью
переучивания на МиГ-5, во главе с адъютантом эскадрильи Семеном Овчинниковым и
командиром звена Константином Мироновым сделали все, чтобы отразить налет большой
группы бомбардировщиков, прикрытых “мессершмиттами”. Но силы были неравные.
Предотвратить удар по аэродрому не удалось. Гитлеровцы потеряли три самолета, но в бою
погиб и Овчинников…»
В книге «Небо войны» (М., 1980 г. Гл. «Вступление») Покрышкин также описывает, что
со своим звеном (три летчика), перегоняя новые МиГи с тылового аэродрома на свой, он был в
ту ночь не на своем аэродроме. Задержались они на три дня на аэродроме недалеко от г.
Григориополи. Но утром 22 июня они все же вылетели в сторону своего аэродрома:
«Добрались до Маяков и удивились: на аэродроме тихо, спокойно. Все самолеты
рассредоточены в кукурузе и замаскированы. Летное поле свободно. Совершив посадку, первым
заруливаю машину в кукурузу.
Дьяченко и Довбня ставят свои МиГи рядом с моим.
— Забыли, что война? — прикрикнул я на них. — Зачем выстраиваетесь, как на параде!»
Выходит, пункт о рассредоточении авиации из «Директивы № 1» до первых налетов был
выполнен. А это значит, Мичугин действительно выполнил приказ Захарова о рассредоточении
самолетов на аэродромах до налетов немецкой авиации и передал его в авиадивизии.
Однако не все так гладко было и в ОдВО. Похоже, приказа о приведении в боевую
готовность авиации 19—20 июня в ОдВО не было. Либо не поступало из Москвы, либо его
срывали уже на местах…
«Вчера командир дивизии приказал Иванову и комэску Атрашкевичу немедленно
отправиться в Пырлицу и разобраться, почему Фигичев нарушил границу, преследуя немецкого
разведчика. Иванов вылетел на УТИ-4. Атрашкевич выехал на автомашине. <…>
Вот так ситуация! Командиров на аэродроме нет, некоторых летчиков тоже…
— Бельцы? Бельцы? — слышится голос майора Матвеева. <…>
Из Бельцев сообщают, что рано утром немецкие бомбардировщики под прикрытием
“мессершмиттов” налетели на аэродром и подожгли бензохранилище. Наши истребители
провели воздушный бой.
Погиб Семен Овчинников. <…>
Наша армия, конечно, готовилась к обороне, к тому сражению, которое будет навязано
нам.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
374
Мы учились упорно, не теряли ни одного дня, чтобы освоить новую технику. Но фашисты
напали на нас внезапно, они застали нас врасплох. Если бы более остро чувствовалась
опасность нападения, мы могли бы встретить врага как положено. Главное же — нельзя было
допускать такого состояния, какое оказалось в нашем полку в первое утро войны. Эскадрильи
разбросаны, люди рассеяны, самолеты не подготовлены…»
Вот так описал Покрышкин утро 22 июня в двух разных книгах. Но в книге в 1986 году он
показал, что, похоже, приведения в боевую готовность 20-й сад ОдВО не было (а в этом прямая
вина не Захарова или Мичугина, а того же командира авиадивизии).
Так, может, приведения в боевую готовность авиации ОдВО 19—20 июня действительно
не было? Либо уже командир дивизии (будущий «заклятый друг» Покрышкина) генерал
Осипенко чудил?
Читаем его биографию. 30-летний на июнь 1941 года генерал-майор А.С. Осипенко —
командир 20-й сад, в которую входили 4-й и 55-й иап (в котором летал Покрышкин), 45-й сбап и
211-й бап, имевший на вооружении фронтовые бомбардировщики Су-2.
Осипенко — первый муж знаменитой в те годы летчицы Полины Осипенко. Молодой
генерал, Герой Советского Союза за Испанию (прибыл туда старшим лейтенантом, а вернулся в
СССР уже полковником!), но с придурью — по воспоминаниям, любил заставлять летчиков
собирать окурки на летном поле. А также дурил с «графиками» полетов «по сковыванию
действий авиации противника с аэродрома Романа» уже во время боевых действий в июне 41-го.
В апреле 1942 г. — октябре 1943 г. генерал-майор авиации Осипенко был начальником
управления истребительной авиации ПВО. Впрочем, нас интересует не самодурство Осипенко,
его лихой карьерный рост и насколько он заслужил звание Героя СССР, а то — получал ли он
приказ о повышении боевой готовности 19—20 июня, как получали его в соседних округах.
Судя по тому, что он не пошел под суд, как комдивы в ЗапОВО, и что под суд никто из
командиров ВВС ОдВО не пошел, приказ о приведении в б/г 19 июня в ОдВО из Москвы
поступал. Но какие-то меры принимались, хотя Покрышкин дает понять, что в их полку и,
возможно, в дивизии (кроме 20-й сад, в ОдВО была 21-я 45-я сад) повышения боевой
готовности не объявлялось. Однако сам он три дня перед 22 июня как раз был вне полка и о том,
что делалось в его иап, не пишет. Судя же по тому, что самолеты и летчики полка были
разбросаны по разным аэродромам, повышения б/г заранее, похоже, в «правильном» понимании
не было.
Для справки:
К 22.06.41 г. 55-й иап Покрышкина имел на вооружении 54 И-153 и И-16 (в том числе 15