внимание и использовать всю силу и мощь финансового, дипломатического, коммерческого и,
не последнего по важности, идеологического давления. Хорошим аргументом являются и меч, и
броня. Подобным же образом смелые действия в войне могут оказаться наиболее эффективным
средством ослабления воли противника к сопротивлению и поднятия морального духа своих
войск. Если военная стратегия ограничивается рассмотрением вопросов, связанных с войной, то
большая стратегия занимается вопросами, связанными не только с войной, но и с последующим
миром. Большая стратегия должна не только сочетать различные средства войны, но и
обеспечить такое их использование, чтобы избежать ущерба для будущего мира — его
безопасности и процветания. Недовольство обеих враждующих сторон послевоенным
устройством, характерное для большинства войн, наводит на мысль о том, что в отличие от
стратегии сущность большой стратегии большей частью является terra incognita и нуждается в
дальнейшем изучении и развитии. Цель войны — добиться лучшего состояния мира, хотя бы
только с вашей точки зрения. Поэтому при ведении войны важно постоянно помнить о тех
целях, которых вы желаете достигнуть после войны. Эту истину, лежащую в основе
определения Клаузевицем войны как продолжения политики другими средствами, т. е.
продолжения этой политики в течение всей войны и даже в мирное время, никогда нельзя
забывать. Государство, которое растрачивает свои силы до полного истощения, делает
несостоятельной свою собственную политику и ухудшает перспективы на будущее».
Замысел Джугашвили расшифровал разве что великий драматург и остроумец Шоу. Он
сказал: «Вы удивительная страна! Даже трагедию вы ухитрились превратить во всенародный
триумф».
Сегодня принято обвинять СССР в договоре с Германией от 23 августа 1939 года: мол,
соглашение развязало Германии руки для агрессии. Но именно СССР сразу после прихода к
власти национальной социалистической немецкой рабочей партии занялся строительством
общеевропейской системы коллективной безопасности, позволяющей предотвратить любые
агрессивные действия. Разрушила эту систему прежде всего Великобритания: ей необходимо
было очередной раз в истории создать на Европейском континенте противовес Франции,
оставшейся без видимых противников после Первой мировой войны.
Последним шагом этого разрушения стало Мюнхенское соглашение 30 сентября 1938
года. Франция под британским давлением отказалась от союзнических обязательств по
отношению к Чехословакии. СССР подтвердил готовность исполнить свои обязательства о
помощи, но чехословацкие власти под англо-французским давлением отказались от любых
попыток спастись. Вскоре Чехословакия распалась. Германия принудила Словакию к союзу и
оккупировала всю Чехию. Тем самым она получила в свое распоряжение не только изрядный
экономический потенциал, но и первоклассную военную промышленность, включая
изобретательные конструкторские кадры и рабочих высшей квалификации. До конца Второй
мировой чешские заводы дали Германии почти весь парк самоходных орудий, многие тысячи
самолетов и моторов, прекрасное стрелковое оружие и многое другое, чего в сумме хватило бы
на полный разгром практически всей континентальной Европы.
Даже после этого явного предательства СССР продолжил борьбу за коллективную
безопасность. Переговоры с Великобританией и Францией тянулись несколько месяцев. Но
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
379
наши «партнеры по переговорам» не только цеплялись за каждую возможность ничего не
делать, но и не пытались изменить позицию Польши, решительно отвергающей любую
возможность военного сотрудничества с нами, так что советские войска просто не смогли бы
противостоять Германии до полного разгрома ею самой Польши. Последней каплей в чаше
терпения советского руководства стало отсутствие у западных военных делегаций полномочий
на заключение каких бы то ни было обязывающих соглашений.
В то же время сам по себе договор о ненападении вполне соответствовал тогдашней
мировой политической практике. Например, та же Польша заключила такой же договор с
Германией пятью годами ранее (и Германия официально расторгла его еще за полгода до
нападения на Польшу).
Правда, утверждают: мол, договор сопровождался секретным соглашением о разделе
Восточной Европы. Но и это было в ту эпоху общепринято. Секретные разделы есть едва ли не
в каждом договоре с древнейших времен и по меньшей мере до конца Второй мировой. Корзина
для грязного белья — необходимый бытовой атрибут любого дома и любого правительства. В
архивах секретных ведомств той же Великобритании то и дело — по мере завершения почти
вековых сроков сохранения тайны — всплывают вещи пострашнее.
Более того, даже опубликованный текст секретного приложения не содержит ничего
формально предосудительного, а только указывает, в каких пределах каждая из
договаривающихся сторон намерена не влиять на другую. Если бы не сама Вторая мировая, он
так и остался бы одним из бесчисленного множества примеров заботы государств о
предотвращении конфликтов между собой.
Западная граница СССР, соответствующая секретному приложению, довольно точно
соответствует естественным этническим границам вроде той же линии Керзона, отделяющей
земли с преобладанием польского населения от земель с преобладанием русского (в 1919-м,
когда министр иностранных дел Великобритании Джордж Натаниэл Алфредович Керзон
предложил этот принцип проведения русско-польской границы, еще никто всерьез не считал
белорусов и украинцев отдельными от остальных русских). Более того, эта граница оптимальна
и в военном отношении. Военный министр Российской империи Алексей Николаевич
Куропаткин, отправленный в отставку за неудачное проведение японской кампании (его план
был разумен в чисто военном отношении, но совершенно не учитывал политическую
обстановку в России, а потому спровоцировал революцию), занялся исследованием общего и
военного состояния страны. В 1910 году он выпустил трехтомник «Задачи русской армии», где,
помимо прочего, исследовал защитимость российских границ. По его расчетам оптимальной
оказалась именно та граница, какая в основном сформировалась у СССР к началу Великой
Отечественной войны и окончательно утверждена переговорами в Ялте 4—11 февраля 1945-го.
Джугашвили вообще (хотя сейчас его эпоху всячески противопоставляют
дореволюционным временам) придерживался идеи возрождения былых имперских
возможностей — в том числе и географических. За пределы империи он вышел лишь в очень
немногих местах. Восточная Пруссия оказалась поделена между Польшей и СССР по чисто
военным соображениям. А Северная Буковина и Галичина, в имперские времена входившие в
Австрию, стали нашими не только по военным причинам, но и вследствие стремления
воссоединить всех русских независимо от их дробного этнического разделения. Кстати, на
ялтинских переговорах главный оппонент Джугашвили и давний противник России во всех ее
воплощениях Уинстон Леонард Рэндолфович Спенсер-Черчилл возмутился: «Львов никогда не
входил в Россию!» Джугашвили тут же парировал: «А Варшава входила». Черчилл, в ту пору
лоббировавший польские интересы в надежде на возвращение лондонских эмигрантов во
власть, согласился с советским предложением о границах Польши: возвращение всех русских
земель в обмен на компенсацию за счет востока Германии.
Вдобавок тюменский журналист Алексей Анатольевич Кунгуров доказывает:
опубликованный текст приложения — поддельный. Он выявил в этом кратком документе