немало исторических и географических нестыковок, вряд ли возможных для дипломатов,
знакомых с местными обстоятельствами. По его мнению, дополнительный протокол сочинили
сами первопубликаторы — весной 1946-го в Соединенных Штатах Америки — на основании
уже состоявшихся событий, по принципу «если бы я был таким умным сейчас, как моя жена
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
380
потом», но при этом напутали в неведомых им восточноевропейских реалиях. Если эта версия
не просто правдоподобна, но и правильна, придется признать: точкой опоры для развала нашей
страны послужила халтурная фальшивка.
Впрочем, даже если секретный протокол достоверен — его нынешняя трактовка
несомненно ложна. Она продиктована желанием набрать в политической игре шкурные очки за
чужой счет. Реально же договор — хоть с секретным протоколом, хоть без него — всего лишь
дал СССР передышку, необходимую хотя бы для разработки и запуска в производство оружия
нового поколения.
Положение в области вооружения было изрядно запущено. В значительной мере —
стараниями Михаила Николаевича Тухачевского, несколько лет бывшего заместителем по
вооружениям народного комиссара обороны. Герой гражданской войны, один из пятерых
первых маршалов не имел фундаментального военного образования, а потому изрядно
увлекался некоторыми перспективными направлениями боевой техники в ущерб цельности
взаимодействия всех видов оружия и родов войск. Достаточно сказать, что наряду с активным
развитием средств радиовзрывания мин (что в войну использовали для нескольких очень
эффективных диверсий) он совершенно не уделял внимания радиосвязи в войсках и не ставил
вопрос о создании массового производства радиопередатчиков: дефицит пришлось восполнять
уже во время войны — в значительной мере благодаря американским поставкам.
Конечно, отличился не один Тухачевский. Сменивший его на этом посту Григорий
Иванович Кулик легко поддался, например, на слухи о немецких разработках новых танков,
неуязвимых для тогдашней противотанковой артиллерии. Немцы действительно еще в 1936-м
начали разработку танка, впоследствии знаменитого под именем «Тигр», но в рамках их
концепции ведения боевых действий он был не обязателен: не зря серийное производство
началось только к концу 1942-го. Да и трофейные французские танки с броней в 60—80 мм
немцы использовали разве что при редких атаках на особо укрепленные районы. Так что
начатые по инициативе Кулика разработки нового поколения артиллерии остались не
востребованы. Зато производство пушек, реально необходимых стране, перед войной заглохло.
Словом, уже в 1939-м Джугашвили пришлось всерьез влезать в разработку вооружений.
Конечно, не в качестве конструктора. Но формулировать требования к новым образцам и
выбирать среди представленных вариантов он был вынужден едва ли не единолично. Военные
могли разве что помогать ему ответами на его въедливые вопросы.
Примеров участия Джугашвили в перевооружении можно приводить множество. Поэтому
ограничимся ярчайшим.
Танковые гусеницы работают в пыли, поэтому очень быстро изнашиваются. Только во
второй половине 1930-х годов разработаны сплавы, способные обеспечить пробег в несколько
тысяч километров. До того приходилось искать иные способы перемещения танков на большие
расстояния. Французы создали многоколесные автотранспортеры для подвоза танков к самому
полю боя. Американские и немецкие конструкторы спроектировали несколько вариантов
колесного хода на самих танках. Один из них — американского конструктора Кристи, с
натянутыми на ведущие колеса съемными гусеницами — СССР купил для лицензионного
производства под маркой БТ — быстроходный танк.
К моменту появления марганцовистых сталей для гусениц БТ претерпел немало
модификаций, стал совершеннейшим в советских войсках и одним из лучших в Европе.
Понятно, военные и производственники хотели развивать эту схему дальше. Вдобавок высокая
скорость танка обещала множество вариантов его боевого применения.
Но сложность колесно-гусеничного хода ограничила возможности танка в целом.
Допустимая нагрузка на резиновые бандажи колес стала непреодолимым барьером для
наращивания брони. Да и мест, удобных для движения на колесах, в нашей стране куда меньше,
чем нужно для свободного маневрирования в ходе боевых действий (не зря бывший политрук
танковой роты, затем легальный клерк женевского представительства главного
разведывательного управления генерального штаба Советской армии, а ныне британский
пропагандист Владимир Богданович Резун объявил БТ созданными исключительно для пробега
по германским автострадам, чье строительство началось через несколько лет после
развертывания серийного производства БТ).
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
381
Известный исследователь примененных Джугашвили методов управления Владимир
Михайлович Чунихин в статье «Зачем Сталину была нужна власть?» цитирует воспоминания
генерал-лейтенанта (в ту пору — майора) Александра Александровича Ветрова. 4 мая 1938 года
на одном из множества совещаний, посвященных перевооружению Рабоче-Крестьянской
Красной армии, Ветров доложил об опыте боевых действий танкового полка, где был
заместителем командира, в Испании. Там уже обозначилось насыщение войск
противотанковыми пушками, легко справляющимися с противопулевым бронированием БТ.
Джугашвили, выслушав доклад, заинтересовался взглядом Ветрова на колесно-гусеничный ход.
Тот попытался сослаться на коллективное одобрение этой схемы в полку (а в мемуарах
упоминает: к началу совещания он уже знал, что Автобронетанковое управление также всецело
настроено на дальнейшее развитие этого направления). Но Джугашвили все же вытянул его
личное мнение. Как инженер, Ветров был за чисто гусеничный ход, упрощающий и
конструкцию, и уход за ней. Завязался жестокий спор. Большинство присутствующих —
включая военачальников и конструкторов — выступало за дальнейшее развитие существующей
схемы. Только сам Джугашвили голосовал за полный отказ от колес. В конце концов совещание
решило параллельно с дальнейшим развитием колесно-гусеничного БТ проработать и его
гусеничный вариант. Так зародился будущий Т-34 — по совокупности показателей лучший,
невзирая на унаследованные от БТ неудачные решения, танк Второй мировой войны.
На всех дальнейших этапах его проектирования и модернизации Джугашвили тоже
следил за ним, зачастую даже ограничивая конструкторское стремление к совершенству ради
наращивания производства: большое число приемлемой техники куда полезнее фронту, нежели
немногочисленные идеальные образцы. На этом, кстати, пострадали немцы. Их Т-5 «Пантера»
несомненно лучше Т-4, но вдвое тяжелее и сложнее в производстве, а по боевой эффективности
пара Т-4 намного перекрывает один Т-5. Поэтому переход к Т-5 существенно подорвал боевую
мощь немецких танковых войск вследствие резкого падения производства. СССР не допустил
такого провала в производстве: Т-34 совершенствовали ровно настолько, насколько требовалось
по текущим военным условиям, и его производство непрерывно наращивали.
Понятно, решение принято не только на основании доклада Ветрова. Более того,
Джугашвили скорее всего вызвал на совещание его, а не командира полка, именно потому, что
нуждался во мнении техника, а не строевика. То есть уже располагал какими-то сведениями. Но
воспользовался возможностью и проверить эти сведения, и обсудить их со всеми