впервые заговорили о кино. Люся Каплер — как все его звали — был очень удивлен, что я
что-то вообще понимаю, и доволен, что мне не понравился американский боевик с герлс и
чечеткой. Тогда он предложил показать мне «хорошие фильмы» по своему выбору и в
следующий раз привез к нам в Зубалово «Королеву Христину» с Гретой Гарбо. Я была
совершенно потрясена тогда фильмом, а Люся был очень доволен мной.
…3-го марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что
было совершенно необычно. Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от
одного его взгляда окаменела моя няня, да так и приросла к полу в углу комнаты. Я никогда еще
не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова и на эмоции, он задыхался от гнева, он
едва мог говорить. «Где, где это все? — выговорил он. — Где все эти письма твоего писателя?»
Нельзя передать, с каким презрением выговорил он слово «писатель».
«Мне все известно! Все твои телефонные разговоры — вот они, здесь! — Он похлопал
себя рукой по карману. — Ну! Давай сюда! Твой Каплер — английский шпион, он арестован!» Я
достала из своего стола все Люсины записи и фотографии с его надписями, которые он привез
мне из Сталинграда. Тут были и его записные книжки, и наброски рассказов, и один новый
сценарий о Шостаковиче. Тут было и длинное печальное прощальное письмо Люси, которое он
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
44
дал мне в день рождения — на память о нем.
«А я люблю его!» — сказала наконец я, обретя дар речи.
«Любишь!» — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову, и я
получила две пощечины — впервые в своей жизни. «Подумайте, няня, до чего она дошла! — Он
не мог больше сдерживаться. — Идет такая война, а она занята!..» Ион произнес грубые
мужицкие слова, других слов он не находил. «Нет, нет, нет, — повторяла моя няня, стоя в углу и
отмахиваясь от чего-то страшного пухлой своей рукой, — «Нет, нет, нет!» — «Как так —
нет?! — не унимался отец, хотя после пощечин он уже выдохся и стал говорить спокойнее. —
Как так нет, я все знаю!» И, взглянув на меня, произнес то, что сразило меня наповал: «Ты бы
посмотрела на себя — кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!» И ушел к себе в столовую,
забрав все, чтобы прочитать своими глазами.
У меня все было сломано в душе. Последние его слова попали в точку. Можно было бы
безрезультатно пытаться очернить в моих глазах Люсю — это не имело бы успеха. Но когда мне
сказали: «Посмотри на себя», — тут я поняла, что действительно, кому могла быть я нужна?
Разве мог Люся всерьез полюбить меня? Зачем я была нужна ему?
Фразу о том, что «твой Каплер — английский шпион», я даже как-то не осознала сразу. И
только лишь машинально продолжая собираться в школу, поняла наконец, что произошло с
Люсей. Но все это было как во сне.
Как во сне я вернулась из школы. «Зайди в столовую к папе», — сказали мне. Я пошла
молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. «Писатель! — бормотал он. —
Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!»
То, что Каплер — еврей, раздражало его, кажется, больше всего. Мне было все
безразлично. Я молчала, потом пошла к себе. С этого дня мы с отцом стали чужими надолго. Не
разговаривали мы несколько месяцев; только летом встретились снова. Но никогда потом не
возникало между нами прежних отношений. Я была для него уже не та любимая дочь, что
прежде».
И вновь слово Марфе Пешковой, ближайшей подруге Светланы Аллилуевой:
«Светлана не могла смиряться, что те, кто ей нравился, не хотели быть с ней. Потом с ней
уже и вовсе что-то неладное стало происходить. Как-то она решила пригласить к себе, у нее
тогда уже была своя квартира в Доме на Набережной, одноклассников. Я тоже там была. И был
такой Юра Герчиков. Мы все ушли, а она его попросила, чтобы он помог ей посуду помыть и
убрать со стола. Его одного, хотя на встрече и его жена присутствовала. Удивительно, но жена
Юры сама сказала мужу: «Оставайся». Ну весело всем было, все смеялись. Она и сказала:
«Давай, давай, мой посуду». В таком юмористическом стиле. А потом-то, как оказалось,
продолжалось все уже без юмора. Я потом Юру встретила как-то, и он мне рассказал, чем
кончился этот вечер. Светлана его чуть ли не раздевать пыталась. Я так и не поняла в итоге,
случилось у них что-то или нет. Но Светлана такой была.
Была дамой горячей в этом отношении. Как-то совсем недавно я встретила одного
мужчину. Он у меня спросил, я ли подруга Светланы. И услышав утвердительный ответ,
продолжил: «Да, любила она мужичков, любила». Я спросила, он-то откуда знает. «Были
времена, знал». То ли в охране он служил, то ли еще где. Но как-то нехорошо получилось,
некрасиво это прозвучало из уст незнакомца.
Наши с ней отношения прекратились ведь тоже из-за мужчины. В 1947 году я вышла
замуж за Серго. Светлана, как я уже говорила, сама была на тот момент замужем. Но своего
мужа, как видно, не любила.
По-настоящему влюблена она была, наверное, только в Серго Берию.
При том, что сам Серго никогда не давал ей никаких поводов для таких мыслей. Он
просто пуганный был ею! Потому что знал, что она такой человек, очень настойчивый. Если она
что-то хочет, то этого добивается.
До замужества Светлана жила в Кремле. Я бывала у нее, вместе уроки делали. Два раза
Сталин нас звал на обед. Обычные были обеды, ничего особенного. Для меня это было как-то
привычно. Отношения к Сталину, как к живому божеству, у меня не было. Наоборот, у меня
было отрицание. Из-за Светланы. Она к отцу относилась так же.
В школе она носила фамилию Сталина. Ее так и к доске вызывали. И двойки ставили, у
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
45
нас вообще были объективные преподаватели. Потом уже, когда поступала в институт, взяла
фамилию матери.
У Светланы я проводила все воскресенья. Часто мы заказывали фильмы. В основном
американские. Смотрели с переводчиком. А в кинотеатр с урока сбегали. Как-то убежали,
сидим, вдруг в зале включают свет и мы слышим: «Ученики такого-то класса, выйти!» И
ползала вышло.
Мы сидели в школе за одной партой. Как-то меня вызвали перед начальством отвечать на
вопрос о «Матери» Горького. У меня сразу возникло чувство протеста. Если бы просто меня
спросили, ответила. А тут как внучку, покрасоваться перед начальством. И я смолчала. Светлана
смотрела на все это и улыбалась. Она ведь тоже из-за подобного отношения и убежала за
границу. Терпеть не могла, когда ее воспринимали только как дочь Сталина и только поэтому
обращали внимание.
В этом отношении отличалась другая Светлана, дочь Вячеслава Молотова. Ее одевали
красиво очень. Она на два года младше нас была. Помню, в 1936 году она встречала детей
испанцев. Такая мизансцена была — нас выстроили по бокам широкой лестницы, которая вела
на второй этаж. И вели детей, маленьких совсем. Светлана Молотова спускалась им навстречу.
И на площадке между пролетами они встретились и пожали ручку друг другу.
Мы со Светланой Сталиной хохотали. Уже тогда понимали, что это смешно.
Я вообще многое поняла в жизни благодаря Светлане. Я же была глупее ее. И то, что я
после своих лазаний через забор немного пришла в норму, случилось благодаря Светлане. А она
уже тогда все видела, все понимала.
Я стала книжки читать. Светлана сама любила читать очень и меня приучила. Откуда у
нее была страсть к чтению? Думаю, из-за того, что ей просто скучно было. Она же совершенно
одна была. Брат Вася на четыре года старше был. А Яков и вовсе намного старше.
Мне Яков очень нравился. Это была моя такая внутренняя первая любовь. Решила, что
хочу для себя только такого мужа. И Светлане сказала.
Яков был нормальным парнем. Но первая любовь была неудачной, эту девушку
выставили из их дома. И он стрелялся. Сталин потом даже издевался над сыном, мол,