он ничего и не открыл про смерть Сталина. Хотя комендант говорил: «Андропов все знает. Он
со мной ходил по каждой комнате и все записывал — кто был, с кем встречался и так далее».
Сам этот комендант уже был на пенсии. Говорил: «Если бы не убрали Берию, он бы меня
уничтожил». Его самого после смерти Сталина выслали из Москвы, и он каждый день ждал
ареста.
Много интересного нам поведал. Спал Сталин всегда в разных комнатах, боялся. Видимо,
все люди, облеченные большой властью, становятся параноиками. Боятся убийства и своих
старших сыновей.
Когда приходили гости, Сталин сам ставил тарелки, проверял — вкусно или нет. А гости
бывали самые разные — от научных работников до педагогов и писателей.
Никогда не начинал деловых разговоров, пока гости 3—4 бокала не выпивали и не
становились более свободными. Тогда уже начинался разговор по делу.
Как-то Сталин пригласил гостей и поблагодарил каждого. Только одному молодому
наркому заметил: «А у вас плохие показатели». И расписал, в чем причина такой плохой работы.
После этого предложил: «А сейчас давайте отдохнем, пока хозяйки нам накроют чай. Кто
из вас в бильярд играет?»
Оказалось, что только этот молодой человек. А Сталин, как оказалось, играл неплохо. И
они вдвоем стали играть — разумеется, выигрывает Сталин. Кладет шары и говорит: «Вот, вы
такой же нарком, как бильярдист». 8—3 счет был.
А вторую партию этот парень выиграл. Сталин положил кий и сказал: «Вот и видно, что
вы в министерстве больше ничем, кроме бильярда, не занимаетесь».
И все-таки комендант нам одну историю рассказал. Только говорить об этом нельзя.
Нельзя писать, потому что слышали эту историю четыре человека — оператор фильма, Евгений
Матвеев и я с моей женой Наташей. Или рассказать? Ну, слушайте.
«Я, — вспоминал комендант, — проверял помещения второго этажа. Вдруг слышу —
крик Сталина. Я ничего не понял! Он даже во время войны не кричал, говорил строго, но не
громко. У меня чуть инфаркт не случился, еле дотащил ноги до каминной комнаты. Там сидел
Берия и стоял Сталин, кулаком затыкавший ему рот: «Убирайся отсюда, я тебя в порошок
сотру». Через неделю Сталин умер».
Мы стали интересоваться, как это произошло. Тем более что комендант говорил, что
Сталин хорошо выглядел, когда в последний раз у него Хрущев и другие члены Политбюро
были.
Мужчина ответил: «Книга у него была и одеяло. Вошел он в комнату, мы поставили
караул у дверей. Обычно он мало спал, иногда просил что-то принести. А тут молчит. Мы
заглянули и увидели, что он на полу лежит. Тогда мы и начали трубить».
А потом добавил: «Все подробности я рассказал только Андропову, а меня об этом не
спрашивайте».
Единственное, что сказал: «В последнюю ночь он взял с собой книгу. Он же в день по 400
страниц читал. А страницы переворачивал, смачивая палец во рту».
Больше комендант ничего не сказал. Но мы подумали — может, книга была отравлена?
Раз Берия с Хрущевым уже дрожали, что Сталин их может раздраконить.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
77
Глава 7. «Переплавка» Кобы
(Троцкий Л. Сталин. Опыт политической биографии. Том 1)
Обратимся к любопытной книге Л. Троцкого «Сталин. Опыт политической биографии».
Воспоминания и размышления этого политического деятеля ценны тем, что образ Сталина
дается в них с учетом масштабного и весьма противоречивого исторического контекста. Итак,
вот что пишет автор в одной из глав: «1917 год… Это был самый важный год в жизни страны и
особенно того поколения профессиональных революционеров, к которому принадлежал Иосиф
Джугашвили. На оселке этого года испытывались идеи, партии и люди.
Сталин застал в Петербурге, переименованном в Петроград, обстановку, которой он не
ждал и не предвидел. Накануне войны большевизм господствовал в рабочем движении,
особенно в столице. В марте 1917 года большевики оказались в Советах в ничтожном
меньшинстве. Как это случилось? В движении 1911—1914 гг. участвовали значительные массы,
но они составляли все же лишь небольшую часть рабочего класса. Революция подняла на ноги
не сотни тысяч, а миллионы. Состав рабочих обновился к тому же благодаря мобилизации чуть
ли не на 40 %. Передовые рабочие играли на фронте роль революционного бродила, но на
заводах их заменили серые выходцы из деревни, женщины, подростки. Этим свежим слоям
понадобилось, хоть вкратце, повторить тот политический опыт, который авангард проделал в
предшествующий период. Февральским восстанием в Петрограде руководили передовые
рабочие, преимущественно большевики, но не большевистская партия. Руководство рядовых
большевиков могло обеспечить победу восстания, но не завоевание политической власти. В
провинции дело обстояло еще менее благоприятно. Волна жизнерадостных иллюзий и
всеобщего братания при политической неграмотности впервые пробужденных масс создала
естественные условия для господства мелкобуржуазных социалистов: меньшевиков и
народников. Рабочие, а за ними и солдаты, выбирали в Совет тех, которые, по крайней мере на
словах, были не только против монархии, но и против буржуазии. Меньшевики и народники,
собравшие в своих рядах чуть ли не всю интеллигенцию, располагали неисчислимыми кадрами
агитаторов, которые звали к единству, братству и подобным привлекательным вещам. От лица
армии говорили преимущественно эсеры, традиционные опекуны крестьянства, что не могло не
повышать авторитет этой партии в глазах свежих слоев пролетариата. В результате господство
соглашательских партий казалось, по крайней мере им самим, незыблемым.
Хуже всего было, однако, то, что большевистская партия оказалась событиями застигнута
врасплох. Опытных и авторитетных вождей в Петрограде не было. Бюро ЦК состояло из двух
рабочих, Шляпникова и Залуцкого, и студента Молотова (первые два стали впоследствии
жертвами чистки, последний — главой правительства). В «Манифесте», изданном ими после
февральской победы от имени Центрального Комитета, говорилось, что «рабочие фабрик и
заводов, а также восставшие войска должны немедленно выбрать своих представителей во
Временное революционное правительство». Но сами авторы «Манифеста» не придавали своему
лозунгу практического значения. Они совсем не собирались открыть самостоятельную борьбу
за власть, а готовились в течение целой эпохи играть роль левой оппозиции».
Проследим за мыслью Троцкого далее: «Массы с самого начала решительно отказывали
либеральной буржуазии в доверии, не отделяя ее от дворянства и бюрократии. Не могло быть,
например, и речи о том, чтоб рабочие или солдаты подали голос за кадета. Власть оказалась
полностью в руках социалистов-соглашателей, за которыми стоял вооруженный народ. Но не
доверяющие самим себе соглашатели добровольно передали власть ненавистной массам и
политически изолированной буржуазии. Весь режим оказался основан на qui pro quo. Рабочие,
притом не только большевики, относились к Временному правительству, как к врагу. На
заводских митингах почти единогласно принимались резолюции в пользу власти Советов.
Активный участник этой агитации, большевик Дингельштедт, позднейшая жертва чистки,
свидетельствует: «Не было ни одного рабочего собрания, которое отклонило бы нашу
резолюцию такого содержания…» Но Петроградский Комитет под давлением соглашателей
приостановил эту кампанию. Передовые рабочие изо всех сил стремились сбросить опеку
оппортунистических верхов, но не знали, как парировать ученые доводы о буржуазном
характере революции. Различные оттенки в большевизме сталкивались друг с другом, не доводя
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
78
своих мыслей до конца. Партия была глубоко растеряна. «Каковы лозунги большевиков, —