чтобы ее сын стал епископом. Она как-то увидела торжественное шествие, связанное с
епископом, и ей этого же захотелось и для сына.
Верующая женщина никогда бы не допустила, чтобы настоящий отец ребенка стал его
крестным отцом. А ведь именно Эгнаташвили был крестным Сталина.
Я в свое время спросила бабушку — правда ли то, что говорят об отношениях Кеке и
Эгнаташвили? И она ответила, что этим слухам во многом способствуют сами братья
Эгнаташвили.
Сталин был хорошо знаком с детьми своего крестного отца. У одного, Саши
Эгнаташвили, в Баку были трактир и гостиница, в которых прятался Сосо.
Другой брат, Василий, был человеком другого склада. Очень простым.
Вот простой пример. В Цхнети, поселке неподалеку от Тбилиси, было две дачи — одна,
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
9
строго охраняемая, принадлежала главному коммунисту Грузии Филиппу Махарадзе, а другая
— открытая, незащищенная, Василию.
У Кеке со стороны мужа родственников фактически не было, а с теми, кто был,
отношений она не поддерживала.
С женой старшего брата, Гио, тоже.
А вот с моей бабушкой, женой Сандалы, Кеке дружила. Бабушку звали Лиза Нариашвили.
У нее было трое детей. После смерти Сандалы ее взяли к себе сестры, которые жили в Тифлисе.
Одна сестра бабушки, Софья Петровна, была замужем за офицером Гиго Кавкасидзе.
Полковником он был, дворянином. Другая сестра была замужем за Иосифом Кибилашвили. Я
его называла папа Иосеби. Он служил в русской церкви Александра Невского.
И еще была Като, белошвейка. У нее была машинка «Зингер» первого выпуска. Она шила
женское шелковое белье с кружевами. Ее муж был столяром, они жили на Мтацминда.
Сестры очень дружили. Носили грузинские национальные костюмы. Только Соня,
которая долго жила в России, носила русское платье.
А братья бабушки были ремесленниками, жили в Гори. Один из них, Матвей
Нариашвили, был очень умный. Он очень заботился о Кеке. Правда, был с тяжелым характером,
его все боялись. Но с Кеке у него сложились хорошие отношения, и он очень помогал в
воспитании маленького Иосифа.
Если бы Кеке была легкомысленная, как говорят, то исключено, что о ней бы хорошо
отзывались. А Матвей даже дал ей с мужем Бесо место для постройки дома в Гори.
И для меня лично это аргумент, что она не была такой уж влюбчивой (на этом месте
сегодня и располагается тот маленький дом, где родился Сталин. — И.О. ).
Кеке была очень приятной, всегда аккуратно одетой. И всем нравилась. Она была очень
трудолюбивая, никогда не сплетничала. Не позволяла себе выйти из дома без головного убора,
хотя многие просто повязывали себе платок на голову, и в принципе этого было достаточно. А
она всегда надевала чихти-копи, грузинский национальный головной убор.
«Ах, какая она изящная! — говорили про Кеке. — Какая чистоплотная!»
Главная черта ее характера — быть хорошей матерью. И еще она была своему сыну
другом, он с ней всем делился.
Кеке была очень своенравная. Когда ей говорили, что вот, мол, ваш сын такой бедовый,
такие вещи творит, она отвечала: «Мой сын собирается стать царем».
Кеке очень помогла моя двоюродная бабушка Като, та самая белошвейка. Хозяином их
дома на Мтацминда был некий Чагунава, бухгалтер в семинарии. Он и помог Сосо сдать
экзамены. Конечно же, о помощи его попросила Като.
Кеке так и пишет о ней: «Мне помогла моя родственница определить сына в училище».
А зачем было помогать Кеке, если бы она не была примерной женой?
Другие сестры бабушки к Кеке относились свысока. Но никогда о кавалерах Кеке не
говорили. А время было такое, что стоило появиться хотя бы поклоннику, сразу пошли бы
разговоры.
Так что я лично не думаю, что отцом Сталина был не Бесо.
Кто-то пишет, что Кеке била сына. Не могло этого быть, она его обожала (об этом своей
дочери Светлане говорил сам Сталин. — И.О. ).
Она была трудовая женщина, много работала. Отец хотел, чтобы Сосо стал сапожником.
Сам Бесо работал на фабрике Адельханова.
Когда он появился в Гори, все девушки мечтали выйти за него замуж. Но он выбрал Кеке.
Она говорила потом, что муж спился из-за того, что дети умирали. Когда родился Сосо, она не
хотела для него профессии отца. Тогда-то с мужем и случился разлад. Кеке видела сына только
слушателем духовной семинарии.
Это, пожалуй, главная роль, которую мать сыграла в жизни (кроме дарования оной)
Иосифа — сделала все, чтобы сын поступил в семинарию.
Из воспоминаний Льва Троцкого:
«С похвальным листом Горийского училища в своей сумке пятнадцатилетний Иосиф
впервые очутился осенью 1894 года в большом городе, который не мог не поразить его
воображение: это был Тифлис, бывшая столица грузинских царей».
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
10
Не будет преувеличением сказать, что полуазиатский, полуевропейский город наложил
свою печать на молодого Иосифа на всю жизнь. В течение своей почти 1500-летней истории
Тифлис многократно попадал во власть врагов, 15 раз разрушался, иногда до основания.
Вторгавшиеся сюда арабы, турки и персы оказали на архитектуру и нравы города глубокое
влияние, следы которого сохранились и по сей день. Европейские кварталы выросли после
присоединения Грузии к России, когда бывшая столица стала губернским городом и
административным центром Кавказского края. Ко времени вступления Иосифа в семинарию
Тифлис насчитывал свыше 150 000 жителей.
Русские, составлявшие четверть этого числа, состояли, с одной стороны, из ссыльных
сектантов, довольно многочисленных в Закавказье, с другой — из чиновников и военных.
Армяне представляли с давних времен наиболее многочисленное (38 %) и зажиточное ядро
населения, сосредоточивая в своих руках торговлю и промышленность. Связанные с деревней
грузины заполняли низший слой ремесленников и торговцев, мелких чиновников и офицеров,
составляя, как и русские, примерно четвертую часть населения.
«Рядом с улицами, имеющими современный европейский характер, — гласит описание
1901 года, — ютится лабиринт узких, кривых и грязных, чисто азиатских закоулков, площадок и
базаров, окаймленных открытыми восточного типа лавочками, мастерскими, кофейнями,
цирюльнями и переполненных шумной толпой носильщиков, водовозов, разносчиков,
всадников, вереницами вьючных мулов и ослов, караванами верблюдов и т. д.»
Отсутствие канализации, недостаток воды при жарком лете, страшная въедчивая уличная
пыль, керосиновое освещение в центре, отсутствие освещения на окраинах — так выглядел
административный и культурный центр Кавказа на рубеже двух столетий.
«Нас ввели в четырехэтажный дом, — рассказывает Гогохия, прибывший сюда вместе с
Иосифом, — в огромные комнаты общежития, в которых размещалось по двадцать — тридцать
человек. Это здание и было тифлисской духовной семинарией».
Благодаря успешному окончанию духовного училища в Гори Иосиф Джугашвили был
принят в семинарию на всем готовом, включая одежду, обувь и учебники, что было бы
совершенно невозможно, повторим, если бы он успел проявить себя как бунтовщик. Кто знает,
может быть, власти надеялись, что он станет еще украшением грузинской церкви? Как и в
подготовительной школе, преподавание велось на русском языке. Большинство преподавателей
состояло из русских по национальности и русификаторов по должности. Грузины допускались в
учителя только в том случае, если проявляли двойное усердие. Ректором состоял русский, монах
Гермоген, инспектором — грузин, монах Абашидзе, самая грозная и ненавистная фигура в
семинарии.
«Жизнь в школе была печальна и монотонна, — рассказывает Иремашвили, который и о
семинарии дал сведения раньше и полнее других, — запертые день и ночь в казарменных