Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
83
позже во всех больших событиях, в которых Сталину доведется играть руководящую роль.
Немудрено, если мартовское совещание, где политик Сталин раскрыл себя до конца, ныне
вычеркнуто из истории партии и протоколы его держатся под семью замками. В 1923 г. были
секретно изготовлены три копии для членов «тройки»: Сталина, Зиновьева, Каменева. Только в
1926 г., когда Зиновьев и Каменев перешли в оппозицию к Сталину, я получил от них этот
замечательный документ, что дало мне затем возможность опубликовать его за границей на
русском и английском языках.
В конце концов протоколы ничем существенным не отличаются от статей в «Правде», а
только дополняют их. Не осталось вообще от тех дней ни одного заявления, предложения,
протеста, в которых Сталин сколько-нибудь членораздельно противопоставил бы
большевистскую точку зрения политике мелкобуржуазной демократии. Один из бытописателей
того периода, левый меньшевик Суханов, автор упомянутого выше манифеста «К трудящимся
всего мира», говорит в своих незаменимых «Записках о революции»: «У большевиков в это
время, кроме Каменева, появился в Исполнительном комитете Сталин… За время своей
скромной деятельности… он производил — не на одного меня — впечатление серого пятна,
иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать». За этот
отзыв, который нельзя не признать односторонним, Суханов поплатился впоследствии
жизнью».
Наступает апрель, события начинают развиваться стремительней: «3 апреля, пересекши
неприятельскую Германию, прибыли в Петроград через финляндскую границу Ленин,
Крупская, Зиновьев и другие… Группа большевиков во главе с Каменевым выехала встречать
Ленина в Финляндию. Сталина в их числе не было, и этот маленький факт лучше всего другого
показывает, что между ним и Лениным не было ничего, похожего на личную близость. «Едва
войдя и усевшись на диван, — рассказывает Раскольников, офицер флота, впоследствии
советский дипломат, — Владимир Ильич тотчас же накидывается на Каменева: что у вас
пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали…» За годы
совместной работы за границей Каменев достаточно привык к таким холодным душам, и они не
мешали ему не просто любить Ленина, а обожать его всего целиком, его страстность, его
глубину, его простоту, его прибаутки, которым Каменев смеялся заранее, и его почерк, которому
он невольно подражал. Много лет спустя кто-то вспомнил, что Ленин в пути справился о
Сталине. Этот естественный вопрос (Ленин, несомненно, справлялся о всех членах старого
большевистского штаба) послужил впоследствии завязкой советского фильма.
По поводу первого выступления Ленина перед собранием большевиков внимательный и
добросовестный летописец революции писал: «Мне не забыть этой громоподобной речи,
потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных.
Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного». Дело шло не об ораторских громах, на
которые Ленин был скуп, а обо всем направлении мысли. «Не надо нам парламентарной
республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме
Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!» В коалиции социалистов с либеральной
буржуазией, т. е. в тогдашнем «народном фронте», Ленин не видел ничего, кроме измены
народу. Он свирепо издевался над ходким словечком «революционная демократия»,
включавшим одновременно рабочих и мелкую буржуазию: народников, меньшевиков и
большевиков. В соглашательских партиях, господствовавших в Советах, он видел не союзников,
а непримиримых противников. «Одного этого, — замечает Суханов, — в те времена было
достаточно, чтобы у слушателя закружилась голова!»
Партия оказалась застигнута Лениным врасплох не менее, чем Февральским переворотом.
Критерии, лозунги, обороты речи, успевшие сложиться за пять недель революции, летели
прахом. «Он решительным образом напал на тактику, которую проводили руководящие
партийные группы и отдельные товарищи до его приезда», — пишет Раскольников; речь идет в
первую голову о Сталине и Каменеве. Здесь были представлены наиболее ответственные
работники партии. Но и для них речь Ильича явилась настоящим открытием. Она проложила
рубикон между тактикой вчерашнего и сегодняшнего дня». Прений не было. Все были слишком
ошеломлены. Никому не хотелось подставлять себя под удары этого неистового вождя. Промеж
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
84
себя, в углах, шушукались, что Ильич засиделся за границей, оторвался от России, не знает
обстановки, хуже того, что он перешел на позиции троцкизма. Сталин, вчерашний докладчик на
партийной конференции, молчал. Он понял, что страшно промахнулся, гораздо серьезнее, чем
некогда на Стокгольмском съезде, когда защищал раздел земли, или годом позже, когда не
вовремя оказался бойкотистом. Нет, лучше всего отойти сейчас в тень. Никто не спрашивал
себя, что думает по этому поводу Сталин. Никто в мемуарах не вспоминает о его поведении в
ближайшие недели.
Тем временем Ленин не сидел без дела: он зорко всматривался в обстановку, допрашивал
с пристрастием друзей, прощупывал пульс рабочих. Уже на другой день он представил партии
краткое резюме своих взглядов, которое стало важнейшим документом революции под именем
«Тезисов 4 апреля». Ленин не боялся «отпугнуть» не только либералов, но и членов ЦК
большевиков. Он не играл в прятки с претенциозными вождями советских партий, а вскрывал
логику движения классов. Отшвырнув трусливо-бессильную формулу «постольку-поскольку»,
он поставил перед партией задачу: завоевать власть.
Прежде всего надо, однако, определить действительного врага. Черносотенные
монархисты, попрятавшиеся по щелям, не имеют никакого значения. Штабом буржуазной
контрреволюции является ЦК кадетской партии и вдохновляемое им Временное правительство.
Но оно существует по доверенности эсеров и меньшевиков, которые, в свою очередь, держатся
доверчивостью народных масс. При этих условиях не может быть и речи о применении
революционного насилия. Нужно завоевать предварительно массы. Не объединяться и не
брататься с народниками и меньшевиками, а разоблачать их перед рабочими, солдатами и
крестьянами как агентов буржуазии. «Настоящее правительство — Совет Рабочих Депутатов…
В Совете наша партия — в меньшинстве… Ничего не поделаешь! Нам остается лишь
разъяснять терпеливо, настойчиво, систематически ошибочность их тактики. Пока мы в
меньшинстве — мы ведем работу критики, дабы избавить массы от обмана». Все было просто и
надежно в этой программе, и каждый гвоздь вколочен крепко. Под тезисами стояла
одна-единственная подпись: Ленин. Ни ЦК, ни редакция «Правды» не присоединились к этому
взрывчатому документу.
В тот же день, 4-го апреля, Ленин появился на том самом партийном совещании, на
котором Сталин излагал теорию мирного разделения труда между Временным правительством и
Советами. Контраст был слишком жесток. Чтоб смягчить его, Ленин, вопреки своему
обыкновению, не подверг анализу уже принятые резолюции, а просто повернулся к ним
спиною. Он приподнял конференцию на более высокий уровень и заставил ее увидеть новые
перспективы, о которых временные вожди вовсе не догадывались. «Почему не взяли власть?»
— спрашивал новый докладчик и перечислял ходячие объяснения: революция-де буржуазная,
она проходит только через первый этап, война создает особые трудности и пр. «Это вздор. Дело