взялся организовать отъезд Ленина».
Насколько правы были противники сдачи Ленина властям, обнаружилось впоследствии из
рассказа командующего войсками, генерала Половцева. «Офицер, отправляющийся в Терриоки
(Финляндия) с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю я получить этого господина
в целом виде или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные делают очень часто
попытку к побегу». Для организаторов судебного подлога дело шло не о «правосудии», а о
захвате и убийстве Ленина, как это было сделано два года спустя в Германии с Карлом
Либкнехтом и Розой Люксембург.
Мысль о неизбежности кровавой расправы сидела в голове Сталина прочнее, чем у
других: такая развязка вполне отвечала складу его собственной натуры. К тому же он мало
склонен был беспокоиться о том, что скажет «общественное мнение». Другие, в том числе
Ленин и Зиновьев, колебались. Ногин и Луначарский в течение дня из сторонников сдачи стали
ее противниками. Сталин держался наиболее твердо и оказался прав.
Посмотрим теперь, что сделала из этого драматического эпизода новейшая советская
историография. «Меньшевики, эсеры и Троцкий, ставший впоследствии фашистским
бандитом, — пишет официальное издание 1938 г., — требовали добровольной явки Ленина на
суд. За явку Ленина в суд стояли ныне разоблаченные как враги народа фашистские наймиты
Каменев и Рыков. Им дал резкий отпор Сталин», и т. д.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
95
На самом деле я лично в совещаниях вообще не участвовал, так как вынужден был сам в
те часы скрываться. 10 июля я обратился к правительству меньшевиков и эсеров с письменным
заявлением о полной солидарности с Лениным, Зиновьевым и Каменевым и был 22 июля
арестован. В письме к Петроградской конференции Ленин счел нужным особо отметить, что
Троцкий в «тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи». Сталина не арестовали и даже
формально не привлекли к делу по той причине, что политически он ни для властей, ни для
общественного мнения не существовал. В бешеной травле против Ленина, Зиновьева, Каменева,
Троцкого и других Сталин едва ли вообще назывался в печати, хотя он был редактором
«Правды» и подписывал статьи своим именем. Никто не замечал этих статей и не интересовался
их автором.
Ленин скрывался сперва на квартире Аллилуева, затем переехал в Сестрорецк к рабочему
Емельянову, которому безусловно доверял и о котором, не называя его, упоминает с уважением
в одной из своих статей. «Во время отъезда Владимира Ильича в Сестрорецк — это было
вечером 11 июля — мы с товарищем Сталиным, — рассказывает Аллилуев, — провожали
Ильича на Сестрорецкий вокзал. За время пребывания в шалаше на Разливе, а затем в
Финляндии, Владимир Ильич время от времени через меня посылал записки Сталину; записки
приносились мне на квартиру, и так как на записки нужно было своевременно отвечать, то
Сталин в августе месяце перебрался ко мне… и поселился в той же комнате, где скрывался
Владимир Ильич в июльские дни». Здесь он, видимо, познакомился со своей будущей женой,
дочерью Аллилуева Надеждой, тогда еще подростком.
Другой из кадровых рабочих, Рахиа, обрусевший финн, рассказывал в печати, как Ленин
поручил ему однажды «привести Сталина на следующий день вечером. Сталина я должен был
найти в редакции «Правды». Они разговаривали очень долго, В.И. подробно обо всем
расспрашивал». Сталин был в этот период, наряду с Крупской, важным связующим звеном
между ЦК и Лениным, который питал к нему, несомненно, полное доверие, как к осторожному
конспиратору. К тому же все обстоятельства естественно выдвигали Сталина на эту роль:
Зиновьев скрывался, Каменев и Троцкий сидели в тюрьме, Свердлов стоял в центре
организационной работы, Сталин был более свободен и менее на виду у полиции».
В период реакции после июльского движения роль Сталина вообще значительно
возрастает. Уже знакомый нам Пестковский пишет в своих апологетических воспоминаниях о
работе Сталина летом 1917 г.: «Широкие рабочие массы Петрограда мало знали тогда Сталина.
Да он и не гонялся за популярностью. Не обладая ораторским талантом, он избегал
выступлений на массовых митингах. Но никакая партийная конференция, никакое серьезное
организационное совещание не обходились без политического выступления Сталина. Благодаря
этому партийный актив знал его хорошо. Когда ставился вопрос о большевистских кандидатах
от Петрограда в Учредительное Собрание, кандидатура Сталина была выдвинута на одно из
первых мест по инициативе партийного актива». Имя Сталина стояло в петроградском списке
на шестом месте… В 1930 г. считалось еще необходимым в объяснение того, почему Сталин не
пользовался популярностью, указывать на отсутствие у него «ораторского таланта». Сейчас
такая фраза была бы совершенно невозможна: Сталин объявлен идолом петроградских рабочих
и классиком ораторского искусства. Но верно, что не выступая перед массами, Сталин рядом со
Свердловым выполнял в июле и августе крайне ответственную работу в аппарате: на
совещаниях, конференциях, в сношениях с Петербургским комитетом и пр.
О руководстве партии в тот период Луначарский писал в 1923 г.: «…До июльских дней
Свердлов состоял, так сказать, в главном штабе большевиков, руководя всеми событиями вместе
с Лениным, Зиновьевым и Сталиным. В июльские дни он выдвинулся на передний план». Это
было верно. Среди жестокого разгрома, обрушившегося на партию, этот маленький смуглый
человек в пенсне держал себя так, как если б ничего особенного не случилось: распределял
по-прежнему людей, ободрял тех, кто нуждался в ободрении, давал советы, а если нужно —
приказания. Он был подлинный «генеральный секретарь» революционного года, хотя и не нес
этого звания. Но это был секретарь партии, бесспорным политическим руководителем которой
Ленин оставался и в своем подполье. Из Финляндии он посылал статьи, письма, проекты
резолюций по всем основным вопросам политики. Ошибаясь нередко на расстоянии
тактически, Ленин тем более уверенно определял стратегию партии. Повседневное руководство
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
96
лежало на Свердлове и Сталине, как на наиболее влиятельных членах ЦК из числа оставшихся
на свободе. Массовое движение тем временем чрезвычайно ослабело. Партия наполовину ушла
в подполье. Удельный вес аппарата соответственно возрос. Внутри аппарата автоматически
выросла роль Сталина. Этот закон проходит неизменно через всю его политическую
биографию, как бы составляя ее основную пружину.
Непосредственно поражение в июле потерпели рабочие и солдаты Петрограда, порыв
которых разбился, в последнем счете, об относительную отсталость провинции. В столице
упадок в массах оказался поэтому глубже, чем где-либо, но держался лишь несколько недель.
Открытая агитация возобновляется уже в двадцатых числах июля, когда на небольших митингах
выступают в разных частях города три мужественных революционера: Слуцкий, убитый позже
белыми в Крыму, Володарский, убитый эсерами в Петрограде, и Евдокимов, убитый Сталиным
в 1936 г. Потеряв кое-каких случайных попутчиков, партия в конце месяца снова начинает
расти.
21—22 июля в Петрограде происходит исключительной важности совещание, оставшееся
незамеченным властями и прессой. После трагически закончившейся авантюры наступления в
столицу стали все чаще прибывать делегаты с фронта с протестами против удушения свобод в
армии и против затягивания войны. В Исполнительный Комитет их не допускали, так как
соглашателям нечего было им сказать. Фронтовики знакомились друг с другом в коридорах и
приемных и крепкими солдатскими словами отзывались о вельможах из ЦИКа. Большевики,