Тем временем переговоры о мирном договоре с Германией, ведущиеся между госсекретарем Бирнсом и русским министром иностранных дел Вячеславом Молотовым, шли в никуда. Задача Молотова состояла в затягивании времени. Бирнс был человеком прожженным, его характеристики как политика и администратора были выше, чем у кого-либо в Америке. Бывший губернатор, сенатор, судья Верховного суда, он был правой рукой Рузвельта во время войны, взяв на себя все заботы об экономике страны, тогда как Рузвельт сосредоточился на войне и иностранных делах. Трумэн доверял Бирнсу, но был недоволен затягиванием переговоров. Когда Бирнс вернулся в Штаты, между ними возникло взаимное непонимание, в результате чего Бир! с ушел в отставку.
Оставался лишь один человек, к которому Трумэн мог обратиться, кому он доверял и кто наверняка получил бы одобрение в сенате, — это генерал Джордж Маршалл. Маршалл руководил армией страны на обоих театрах военных действий — европейском и азиатском. В 1946 году он был отозван из отставки Трумэном, испытывающим последний приступ надежды организовать соединенное правительство китайских коммунистов во главе с Мао Цзэдуном и китайскими националистами во главе с Чан Кайши. Это была неблагодарная работа. Ничего не получалось разрулить. Оба лидера хотели непременно выйти победителем из гражданской войны, грохотавшей тогда в Китае. Помимо дара военного стратегического планирования, Маршалл обладал умением тонко наблюдать людей. Как глава Генштаба, он принял решение послать Эйзенхауэра поверх голов более старших по чину, для вторжения в Северную Африку и затем во Францию. Он принял это решение, основываясь на том, что здесь нужны и стратег, и хитроумный политик. Как командующий вторжением союзных войск в Нормандию, Эйзенхауэр превзошел несколько чрезмерно хвалимого британского генерала Бернарда Монтгомери, считавшего, что имеет все командирские полномочия, тогда как действовал всегда по указке Черчилля, который тоже возомнил себя военным экспертом. Кроме того, пришлось уламывать и де Голля, и генерала (военного, но совершенно не политика) Джорджа Паттона. Все это ему удалось, и это было подтверждением правильности выбора Маршалла.
Принимая должность госсекретаря, Маршалл провел консультации со своим предшественником и с президентом. Вместо того чтобы ждать встречи с Молотовым в Париже, он решил отправиться прямиком в Москву. Его переводчик, Чип Болен, также считавшийся человеком весьма осведомленным о внутренних делах Советского Союза, заметил ему, что лишь один человек в СССР может принимать решения — Сталин. Как бывшего командующего армией США, Маршалла принимали за ужинами и другими застольями советские генералы. Обе стороны понимали, что участвуют в какой-то громадной головоломке. Он приехал в Москву как новый госсекретарь и собирался говорить о Германии и о заключении окончательного мирного договора с бывшим врагом обеих стран. Как Болен и предупреждал, Маршаллу не удалось ничего добиться с Молотовым. Молотов всячески пытался препятствовать организации встречи Маршалла со Сталиным, но Маршалл держался твердо. Наконец Сталин согласился встретиться с ним. К концу встречи Маршалл пришел к заключению, что Сталин не намерен обращаться к проблеме Германии, ни теперь, ни в будущем. Разделенная Германия соответствовала планам Сталина на будущее Западной Европы.
На обратном пути в США Маршалл сделал остановки в Берлине и Париже. В обоих городах он ознакомился с разрушениями, нанесенными войной экономике этих стран. Большой военный стратег должен был соизмерить свои силы с тем, что может противопоставить противник. Экономики стран Западной Европы, по их нынешнему виду, будут продолжать разрушаться. Были ограничения во всем, начиная от топочного угля зимой до пищи и электричества. Инфраструктура была в катастрофическом состоянии. Без немедленного вмешательства в положение массы населения могли повернуться к радикалам в надежде поменять статус-кво. Этим и объяснялось отношение Сталина к вопросу. Если ничего не будет сделано для облегчения существующей экономической ситуации, Западная Европа обратится к коммунизму как к последнему отчаянному средству. Но спасения нельзя было добиться и кредитами. Объем нужного финансирования был слишком велик для банков. С целью спасения капитализма в Западной Европе Казначейство Соединенных Штатов, конгресс и президент должны были предоставить громадные финансовые вливания, не связанные какими-либо обязательствами по возврату. Все европейские страны остро нуждались в такой подпитке, чтобы сделать свои экономики снова жизнеспособными.