Подталкиваемый своим первоначальным энтузиазмом, возбужденным болтовней генерала Лэнсдейла, Кеннеди гадал, не вступит ли он в очередную неудачную авантюру. Он обратился к Джону Гэлбрейту, послу США в Индии, с просьбой сделать остановку в Сайгоне на пути в Индию. Гэлбрейт, через несколько дней консультаций с послом Нолтингом, сообщил президенту, что посол уверен — проблема в самом Дьеме. Это противоречило данным, представленным Лэнсдейлом. И опять же, кем можно заменить Дьема и как это сделать? Нолтинг мог быть прав или ошибаться, но на тот момент проблема имела в большей степени военный, а не экономический характер. Между тем Дьем, зная, что ему нет альтернативы в обозримой близости, мог теперь использовать письмо Кеннеди, доставленное с Джонсоном, чтобы играть в свою пользу на собственной внутренней неуверенности Кеннеди. Получив финансирование и дополнительных военных советников, в целях увеличения армии на 20 тысяч человек, Дьем стал требовать увеличить последнюю цифру до 80 тысяч, с тем чтобы армия достигла численности в 250 тысяч человек. Он запросил также еще инструкторов и даже боевые подразделения США. Игра во Вьетнаме становилась все серьезнее. Но еще прежде, чем дело стало совсем круто, Раек и Макнамара решили разбавить плотность услуг Лэнсдейла. В скором времени Роберт Кеннеди сообщил Лэнсдейлу, что он возглавит новую группу, готовящуюся свергнуть Фиделя Кастро.
Семью месяцами раньше Кеннеди необходимо было иметь дело с новой фазой событий во Вьетнаме, он должен был сопротивляться напору Хрущева по вопросу о Берлине. С момента, как ушел Эйзенхауэр, вопрос о будущем статусе сил США в Берлине оставался подвешенным. Теперь Хрущев снова грозился подписать мирный договор с Восточной Германией и передать вопрос о статусе Берлина в руки восточногерманского правительства. Была организована частная встреча Кеннеди и Хрущева в Вене. Поскольку британцы и французы имели интересы в Берлине, будучи участниками первоначального соглашения со Сталиным в 1945 году, где говорилось о совместной оккупации Берлина, Кеннеди известил их о предполагаемой встрече. Прежде чем прибыть в Вену, Кеннеди собирался сделать остановку в Париже, чтобы принять приглашение президента Франции Шарля де Голля. А на обратном пути Кеннеди собирался остановиться в Лондоне и встретиться с британским премьер-министром Гарольдом Макмилланом. Прием, который встретили Кеннеди и его супруга по прибытии в Париж, был выше всех ожиданий. Де Голль лично встретил их в аэропорту, а по пути следования в Париж вдоль улиц стояли огромные толпы людей, приветствующих Кеннеди и его супругу. (Почему-то в оригинале ничего не сказано об организованности этой акции государством, как это было в случае Латинской Америки. — Прим. пер.) […] В приватной беседе французский президент проинформировал Кеннеди по двум вопросам. Что касается отношений Кеннеди с Советами, Франция будет на его стороне, что бы то ни было. Что же касается Юго-Восточной Азии, де Голль предостерег Кеннеди от ввязывания в сухопутную войну в Азии. Как сказал де Голль, в отличие от Запада, человеческая жизнь в той части мира считается практически ничего не стоящей. Это был почти тот же самый совет, что Кеннеди получил (в свое время) от генерала Дугласа Мак-Артура. Кеннеди понял логику двух этих сообщений. Но оба генерала позабыли о превратностях американской политики и о жажде Кеннеди оставить в истории значительный след. Это последнее больше всего владело его умом и превалировало над всеми прочими соображениями. Если Вьетнам окажется в руках коммунистов, то он навсегда запомнится как президент, отдавший всю Юго-Восточную Азию коммунистам. Ни один историк не впишет его имя золотыми буквами в книгу о героях, противопоставивших мужество своему противнику.
Когда Кеннеди встретился с Хрущевым в Вене в июне 1961 года для обсуждения будущего Берлина и — возможно — Лаоса, американская разведка была не в состоянии обеспечить президента какой-либо информацией о степени влиятельности Хрущева в Политбюро. Пока был жив Сталин, и Рузвельт и Трумэн знали, что диктатура пролетариата подразумевает одного человека. Перед тем как начать наступление против венгерских повстанцев, Хрущев послал Алексея Косыгина в Будапешт, по настоянию других членов Политбюро, чтобы решить, нужно ли военное вмешательство. И только когда Косыгин вернулся с сообщением, что введение танков и моторизованной пехоты необходимо, были предприняты соответствующие действия. Конечно, в то время в США об этом не знали. Точно так же и Хрущев, встретившись с Эйзенхауэром, никак не дал тому понять, что его положение в Политбюро вовсе не аналогично положению Сталина. И значит, Кеннеди, встречаясь с Хрущевым в Вене, предполагал, что Хрущев обладает абсолютной властью в Советском Союзе. Точно так же Кеннеди не ожидал, что его личное обаяние, столь эффективное при контактах с людьми из обеих партий в США, будет потеряно при переводе на русский менталитет. Хрущев прибыл в Вену с единственной целью — унизить Кеннеди, который, как Хрущев решил после фиаско в заливе Свиней, показал себя непригодным к роли президента. В течение двух дней Хрущев осыпал Кеннеди длинными речами, на которые у президента не нашлось хороших ответов. Это был момент, когда его били, а он отсиживался в уголке ринга. Встреча, которой предназначалось стать началом разрядки, теперь, судя по всему, вела к войне по вопросу о Берлине. Хрущев выглядел твердым как алмаз. Он собирался подписать мирный договор с Восточной Германией, потому что США нарушили Потсдамские соглашения, вооружая Западную Германию (ФРГ). После визита к Макмиллану на обратном пути Кеннеди уже готовился к худшему, к войне с Советским Союзом. Ни США, ни союзники — Британия и Франция — не были готовы к «закрытию лавки».