здилась в сердце,
Михо знакомая давно.
Его кулак, с башку баранью,
Горийцев прославлял в боях;
С Михо тягаться не посмел бы
Архотец крепкий, даже ках!
Бок-о-бок с ним — подобный глыбе,
Эгнаташвили Иакоб.
Кто ни сходился с палаваном,
Тому он памятен по гроб.
Борцов неустрашимых доблесть
Его осилить не могла;
Ему дивились все у храма,
Где тень от купола легла.
Михо на ялике рыбачит,
В реку закидывая сеть.
«Что ж, если славно поработал,
Тебе пойдет на пользу снедь!»
Как ладно скроены ребята!
Любой могуч и крепкогруд.
Сердца, как у детей, правдивы,
Но все ж заботы их гнетут.
* * *
Амкары величавы
В черкесках тьмы черней.
Звенят о чашу чаши
И песни — веселей!
За гроздья наливные
Пьют гости без конца.
Уже звучат дудуки
И бередят сердца.
Отец гостеприимный
Не из семьи скупцов.
Известно, хлебосолы —
Не ниже храбрецов!
— Когда огонь запляшет,
Я знаю, гость спешит.
Когда кричит сорока,
Я знаю, гость спешит.
Друзей улыбкой встречу,
Пусть гость ко мне спешит!
О, гости дорогие,
Не сладок пир без вас!
Что горек хлеб без гостя,
Постиг любой из нас!
А нету вас, и солнце
Не греет в знойный час!
* * *
Дудуки слух ласкают песней,
И произносит тамада
За тостом тост еще чудесней:
— Твой сын да будет юн всегда!
Пусть долг сыновний не забудет,
Окрепнув телом и душой!
Пусть матери опорой будет
И возвеличит край родной!
И чтоб семья почет узнала,
Пускай заветы дедов чтит,
Служа народу, как забрало
И верный в испытаньях щит.
* * *
Волынщик уже на пороге,
Волнующий льется напев, —
Так птичка звенит у дороги,
К весенней поре подоспев.
Волынка над люлькой играла,
Да так, что хоть к сердцу прижми,
И близких она прославляла,
И предков, забытых людьми.
И звонкая песнь не смолкала,
Простые слетали слова;
Их дудка легко рассыпала,
Как белую пыль — жернова.
Как весело тянется ужин! —
Сидят рука об руку все;
А в песне — не слез ли жемчужин
Печаль в первозданной красе?
А в песне и сила стальная,
И горе, что в сердце впилось.
Откуда же удаль такая
С печалью несохнущих слез?!
Напевы звучат, не смолкая,
О радости будущих дней.
Дорога для чаш круговая
В кругу охмелевших гостей.
Селянин
Мой плетень, зачем ты гнешься
Под пятою богача?
Почему так тускло светишь
В бедной хижине, свеча?
Почему дорогу нашу
Заградили глыбы льда?
Неужель темницей будет
Наша родина всегда?
Мы все трудимся, но где же
Хлеб и сладкие плоды?
Почему нужда и голод
Нам достались за труды?
В Грузии девятивратной
Для бесправных нет ворот.
Воронье над нами кружит,
Наше сердце зло клюет.
Черствый хлеб едим с рожденья
И бобов, как манны, ждем.
Пыль с камней нам служит пищей,
А вода из луж — питьем.
Плотовщик
Я багром затоны пеню,
С вала я плыву на вал.
Сна и отдыха не зная,
Словно шест, я тонок стал.
На плоту шагая тесном,
Вижу, будто из тюрьмы,
В светлом утреннем тумане
Стран неведомых холмы.
Я б хотел уплыть далеко,
Не страдать в краю родном
И уже не возвращаться
В закоптелый старый дом!
Кузнец
От зари и до заката
Я кую у горна сталь;
Поседел, но в этой жизни
Буду сытым я едва ль!
Гончар
Глину мну и обжигаю,
Но из кувшинов моих
Вина пенные струились
На пирушках у других.
Портной
Я князей одел в черкески,
От работы взор потух.
Мне ж достались лишь заплаты
На дырявый архалух.
Волынщик
Говорят, что в неком крае
Людям впрок идут труды;
Там земля растит обильно
Хлеб янтарный и плоды.
Небо людям не враждебно,
Мук не знает человек;
Говорят, разбой и зависть
Позабылись там навек.
Там поденщика не встретишь,
Неимущих не гнетут,
Не простерт никто во прахе,
Уважают вольный труд.
Всюду там в почете право
И не стер улыбку гнет;
Если пахарь пашет поле,
Хлеб созревший сам пожнет.
Пахарь
Если было бы возможно
Видеть это хоть во сне!
Плотник
Только птицы побывали
В той индийской стороне…
Старый селянин
Люди, бог, земля и небо
Пребывали древле в мире,
И усатые колосья
Золотились в вольной шири.
А земля в союзе с тучей
Людям благ давала много,
Но однажды делом грешным
Человек прогневал бога.
И господь неумолимый,
В возмущенье горделивом,
Растоптал пятой колосья,
Словно буря, мчась по нивам.
Старый пес, увидя это,
Стал взывать, скуля и лая:
— Пощади пшеницу, боже!
Мир помилуй, умоляю!
Может быть, виновны люди.
В чем моя вина, однако?
И зачем голодной смертью
Умирать должна собака?!
Я всего лишь пес голодный, —
Зерен горсточку хоть мне бы!
Хоть на кончике колосьев
Мне оставь немного хлеба!
Внял всевышний песьей просьбе,
Не лишил его подачки…
С этих дней нам служит пищей
Хлеб, оставленный собачке.
Железнодорожник
Друзья, мы хлеб едим собачий
И еле сдерживаем гнев.
Стригут нас, братья, как баранов,
И загоняют в темный хлев!
Оковы прочь! Вздыхать довольно!
Спасти нас может лишь борьба.
У ног господ валяться хватит,
Познав лихой удел раба.
Иной судьбы добиться может
Вольнолюбивая душа, —
Когда вода прорвет плотину,
Все на пути снесет, круша!
* * *
Принесли гостям любезным
Лозы с данью виноградной;
Но рассказ не умолкает
О судьбине безотрадной.
Об одном твердят: — Достались
Нам несчастья все на свете!
Раны горестного сердца,
Может быть, залечат дети.
Сыновья, мы к вам взываем!
Ждем заслуженной защиты.
Горек хлеб для нас насущный,
Кровью нашею политый.
Нет земли, и плуг заржавел.
Мы нужду до дна испили.
Покосились наши избы,
Не дождавшись изобилья.
Вовсе нас добра лишили,
Захирели мы в работе.
Мы боролись одиноко,
Вы же вместе в бой пойдете!
* * *
Уходит ночь молочная,
Закованная в льдины.
Петушья песнь полночная
Летит к заре рубинной.
Покинув хату дымную,
Шагают гости пьяно;
На снег, на тропку зимнюю
Следы легли туманно.
А стол, людьми покинутый,
Как поле после схватки —
Кувшины опрокинуты
И чаши в беспорядке.
Надеждой успокоена,
Хатенка серебрится:
То месяц глянул воином
Из облачной бойницы.
И туром отбегающим
Гремит порыв метели,
Но ветер нестихающий
Не слышен в колыбели.
Младенец улыбается,
И мать не чует боли,
Любуется, а мается:
Взрастить сынка легко ли?
— Узнает жизнь тревожную
Мальчонок мой — скиталец,
Как галька придорожная
Иль неокрепший палец.
Создатель, долю лучшую
Нам ожидать доколе?!
Трудом себя измучаю,
Чтоб сын учился в школе.
Как люди неученые
Страдают, нам знакомо!
Уж, солнцем позлащенная,
Светлеет кровля дома.
Отец глядит восторженно,
И радость не убудет, —
Работой приумноженной
Для сына хлеб добудет.
— Измучен жизнью старящей,
Слабея понемногу,
Я обрету товарища
И верную подмогу.
Грудь подвязав передником,
Он станет мне опорой,
Чтоб даже привередникам
Слепил, как мастер, взоры.
Работой занят мирною,
Заботясь и о храме,
Взращу я в жертву жирную
Овечку с бубенцами.