В Соединенных Штатах четыре физика, включая Эдварда Теллера, были вызваны в Вашингтон, чтобы проконсультировать членов Комиссии по атомной энергии по докладу Курчатова. Все четверо «единодушно заключили, что Курчатов явно говорил о подлинных русских достижениях… Без всякого сомнения, сделанные им заявления произвели на них весьма большое впечатление»{1971}.
Визит Курчатова в Англию произвел тот эффект, на который он рассчитывал. Его доклад совершил прорыв не только по причине высокого уровня исследований, о которых он сообщал, но и потому, что Советский Союз в одностороннем порядке решил рассекретить эту область исследований. «Обстоятельства, сопровождавшие доклад, были сенсационными», — сказал бывший руководитель секретного отдела Комиссии по атомной энергии. «В Харуэлле представитель тоталитарного государства прочел публичную лекцию по мирному использованию термоядерного синтеза перед учеными из страны, которая признана свободной»{1972}. Ко времени второй Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии в 1958 г. исследования по управляемому термоядерному синтезу были рассекречены как на Западе, так и в Советском Союзе, и они стали одной из главных тем конференции{1973}. «Курчатов развеял злые чары своим знаменитым докладом в Харуэлле», — писал Кокрофт{1974}.
Курчатов произвел чрезвычайно благоприятное впечатление на принимавших его англичан. Малколм Макинтош, один из английских переводчиков, сразу же после его визита опубликовал статью, в которой дан привлекательный портрет Курчатова. Статья широко цитируется, поскольку подтверждает впечатление об интеллигентности, уверенности в себе и личном обаянии Курчатова, о которых говорится в воспоминаниях его советских коллег. Курчатов живо интересовался условиями жизни в Англии и тем, что он видел во время поездки. «Он оказался весьма пытливым человеком и не оставлял предмет разговора, пока не считал, что полностью овладел им», — писал Макинтош.
«Курчатов был весьма приятным компаньоном. Он всегда любезен и у него хорошие манеры, он всегда находит дружеское слово для каждого. Он радуется популярности и престижу и, подобно Туполеву, считает себя необходимым Советскому Союзу. Свой день он начинал с просьбы представить ему перевод сообщений о нем в британской прессе; его в какой-то мере забавляло и ему отчасти льстило, что его представляли “отцом советской водородной бомбы”. Он весьма высоко ценил британский прогресс в ядерной физике и снова и снова говорил в самых благоприятных тонах о сэре Джоне Кокрофте, особенно после того, как его пригласили сделать доклад в Харуэлле. Курчатов мало говорил о своей собственной работе под предлогом, что ему трудно было бы объяснить свои идеи непрофессионалам».
Макинтош сообщает, что «Курчатов в частном разговоре сказал, что концепция о преодолении наукой всех границ в настоящий момент неприемлема. Прежде всего он был русским, а потом — ученым»{1975}.
Очевидна параллель между отношением к науке Курчатова и Иоффе, его учителя. Оба верили, что наука должна служить советскому государству; никто другой не сделал больше Курчатова для реализации лозунга Иоффе — физика является основой будущей техники. Но оба считали, что наука — явление интернациональное, и оба много сделали, чтобы восстановить нарушенные связи с Западом: Иоффе после революции и гражданской войны, Курчатов — после наихудшего периода холодной войны. В течение почти 20 лет, когда практически все контакты с западными учеными подавлялись, сознание принадлежности к широкому сообществу осталось нерушимым среди советских физиков.
Курчатов не забыл своего учителя. В мае 1955 г. он вместе с Александровым, Алихановым, Арцимовичем, Кикоиным, Семеновым и Харитоном написал Хрущеву ходатайство о присвоении Иоффе звания Героя Социалистического Труда ко дню его 75-летия за заслуги перед советской физикой. Иоффе под давлением советских властей был вынужден уйти в 1950 г. с поста директора своего института, как раз перед своим 70-летием; и на этом юбилее — дате, обычно широко празднуемой советскими учеными — только ему самому было позволено выступить, и только с самокритикой{1976}. В своем письме Курчатов и его коллеги отмечали, что половина физиков — членов Академии представляют школу Иоффе{1977}. Их ходатайство было удовлетворено, и Иоффе стал Героем Социалистического Труда в 1955 г., как раз спустя 30 лет после произнесения им речи «Наука и техника» на открытии нового здания института в феврале 1923 г.