Советские ученые вскоре обнаружили, что мало что могут извлечь из немецкой ядерной науки{517}. Немецкие ученые не выделили уран-235, не построили ядерный реактор, недалеко ушли они и в своем понимании того, как сделать атомную бомбу. Советская миссия, однако, обнаружила, что ведущие немецкие ядерщики, среди них Отто Ган и Вернер Гейзенберг, попали на Запад. Десятка самых известных ученых была интернирована англичанами в, Фарм-Холле, вблизи Кембриджа[153].
Некоторые немецкие ученые, однако, решили не убегать от Красной армии. Среди них был барон Манфред фон Арденне, «очень способный техник… и первоклассный экспериментатор», у которого была частная лаборатория в Берлин-Лихтерфельде и который создал прототип устройства для электромагнитного разделения изотопов{518}. Другим физиком был Густав Герц, который в 1925 г. вместе с Джеймсом Франком получил Нобелевскую премию за эксперименты по электрон-атомным столкновениям, что сыграло важную роль в развитии квантовой теории. Герц, который также разрабатывал газодиффузионный метод разделения изотопов, с 1935 г. работал в компании «Сименс». Петер-Адольф Тиссен, глава берлинского Института физической химии кайзера Вильгельма, руководивший в Третьем рейхе исследованиями и разработками по химии, также выехал в Советский Союз{519}. Аналогичным образом поступили Николаус Риль, директор исследовательского отдела в компании «Ауэр», и химик Макс Фольмер{520}.
Пауль Розбауд, передавший англичанам ключевую информацию о германской науке во время войны, написал в сентябре 1945 г. Сэмюэлу Гаудсмиту, главному научному советнику группы «Алсос», о мотивах, которыми руководствовались эти ученые{521}. Розбауд имел обширные связи в германском научном сообществе и говорил с некоторыми из тех, кто решил работать на Советский Союз. Густав Герц объяснил ему, что, хотя некоторые из его друзей в Соединенных Штатах могли бы устроить его там на работу, сам он не был уверен в такой возможности. «Кроме того, — сказал он, — американские физики добились такого прогресса, что я ни в чем не смог бы им помочь, они у себя знают намного больше о тех вещах, над которыми я работаю в течение последних лет, и я не хочу принимать от них милостыню»{522}.[154]
Петер-Адольф Тиссен, член нацистской партии с 20-х годов, сказал Розбауду, что «единственным шансом… для германской науки в будущем было бы наиболее тесное сотрудничество с Россией». Он был уверен, что немецкие ученые сыграют в будущем ведущую роль в России, особенно те из них, кто обладает какими-то знаниями о секретном оружии, которое готовится, но не до конца разработано. По его мнению, Германия с ее потенциалом, ее ученые, инженеры, квалифицированные рабочие станут в будущем решающим фактором, и страна, на чьей стороне окажется Германия, будет непобедимой{523}. Другие ученые руководствовались более приземленными мотивами. Некоторые из них, такие как Хайнц Барвих, нуждались в работе и средствах существования, тогда как другие, подобно Максу Штеенбеку, попали в лагеря для интернированных и были рады возможности вернуться к научным исследованиям{524}. Немецкие ученые были перевезены в Советский Союз в мае и июне 1945 г. вместе с оборудованием из их лабораторий{525}. Им были предоставлены комфортабельные дачи под Москвой, но определенные задачи были поставлены перед ними не сразу{526}.
Однако не немецкие ученые или их лабораторное оборудование, а немецкий уран был главной находкой советской миссии. Харитону и Кикоину удалось в результате тщательного детективного расследования напасть на след свыше 100 тонн окиси урана, которые были спрятаны. Позднее Курчатов сказал Харитону, что это позволило выиграть год при создании первого экспериментального реактора{527}. Впоследствии разведка Соединенных Штатов оценила, что в конце войны Советский Союз получил в Германии и в Чехословакии от 240 до 340 тонн окиси урана{528}.
Соединенные Штаты и Великобритания пытались помешать Советскому Союзу извлечь из достижений немцев какую-либо выгоду для своего атомного проекта. Интернирование союзниками немецких ученых было частично продиктовано желанием исключить возможность того, чтобы они попали в руки Советов. С этой целью были предприняты и другие шаги. 15 марта генерал Гровз попросил американские ВВС разбомбить завод компании «Ауэр» в Ораниенбурге, к северу от Берлина. Этот завод изготавливал металлический уран и торий для германского атомного проекта и находился в советской зоне оккупации. «Цель нашей атаки на Ораниенбург была скрыта как от русских, так и от немцев, — самодовольно замечает Гровз в своих мемуарах, — так как одновременно были проведены столь же сильные бомбежки маленького городка Цоссен, где располагалась штаб-квартира германской армии»{529}. Но советские власти не были введены в заблуждение этим, и Николаус Риль узнал от советских офицеров, что они подозревали, почему завод разбомбили{530}. В апреле 1945 г. Гровз подготовил англо-американскую группу к вывозу 1200 тонн урановой руды, основного немецкого запаса, из соляной шахты в окрестностях Штрассфурта, который должен был попасть в советскую зону оккупации{531}. Этот уран был бы очень полезен для советского проекта.
Советский атомный проект получил еще больший выигрыш во времени в результате оккупации Восточной Германии, где урановые запасы оказались даже более значительными, чем в Чехословакии. Уран был найден на юго-западе Саксонии, на северных склонах Рудных гор, к югу от которых были расположены месторождения в Яхимове. Этот уран не добывался, и, очевидно, Гровз не знал о существовании имевшихся там залежей. Да и советские власти в конце войны также не представляли, насколько богаты эти залежи, которые вскоре стали самым важным источником урана для советского проекта{532}.
153
Дом был насыщен «жучками». Протоколы были опубликованы в сборнике «Operation Epsilon. The Farm Hall Transcripts» (Berkeley: The University of California Press, 1993).
154
Герц сказал Гансу Бете после войны, что причина, по которой он выбрал Советский Союз, заключалась в том, что в Соединенных Штатах слишком много знающих ученых, поэтому в Советском Союзе он был бы лучше принят (интервью с Бете от 20 апреля 1979 г.).