4 февраля 1945.
Чудная погода: яркое солнце, синее небо, синее море… Точно по заказу для союзников!
Сегодня в 3 час. дня в Ливадийском дворце, резиденции Рузвельта, состоялось первое заседание конференции трех…
Когда я вошел в зал, президент уже сидел за «круглым столом» на председательском месте… Все еще стояли. Фотографы и киношники бегали и щелкали аппаратами. Навстречу мне попался Черчилль. Он сделал широкий жест руками и приветствовал словами: «А, my dear Maisky!» Мы бегло обменялись несколькими словами. От Черчилля узнал, что его жена собирается посетить Москву в начале апреля…
Затем народ стал рассаживаться… Рядом с Рузвельтом сидели: Стеттиниус с молодым лицом и седой головой, ген[ерал] Маршалл, адмирал Кинг, еще один генерал, имени ког[орого] я не знаю, и переводчик Боулен (начальник русского отдела МИД, кот[орый] весьма коряво переводил президента на русский язык). С Черчиллем сидели Иден, Кадоган, Брук, Портал, адм[ирал] Кэннингхэм, переводчик Бирс. С нашей стороны сидели Сталин, Молотов, Кузнецов, ген[ерал] Антонов и я. Молотов меня поместил между Сталиным и собой и предложил переводить наши выступления. Во втором ряду позади соответственных делегаций сидели ген[ерал] Дин (начальник американской миссии в Москве), ген[ерал] Исмей, фельдмаршал Александер, Вышинский, Гусев, Громыко, В. Павлов.
Начал Сталин:
— Просим президента открыть собрание.
Черчилль кивнул в знак согласия.
Рузвельт ответил кратким словом, в котором заявил, что, хотя для такого действия с его стороны нет исторических прецедентов, однако он очень рад открыть конференцию, особенно в столь благоприятной для союзников обстановке. Все мы хотим мира и скорейшего окончания войны. Наше взаимопонимание все больше возрастает. Это дает нам возможность обсуждать текущие вопросы в неформальном порядке. Как известно г. Молотову, он, президент, говорит всегда открыто и свободно. Такой метод ведет ближе к цели… Мы хотим сегодня услышать подробности о самом важном — о Восточном фронте, где Красная Армия одержала столь блестящие победы и сейчас продвигается в глубь Германии. Когда ваши войска делают еще 20–25 км вперед, весь народ США и, я уверен, также народ Брит[анской] империи (Черчилль кивком головы выразил согласие с президентом) переполняется чувством радости и восхищения. Вот почему мы были бы очень рады, если бы маршал Сталин ознакомил нас с событиями на вашем фронте.
Сказано это было спокойно, ровно, без всякой аффектации.
Затем по предложению Сталина выступил замначгенштаба Антонов…
Потом Сталин заговорил на другую тему:
— Многие думают сейчас, что мы начали наше зимнее наступление по требованию наших союзников, чтобы облегчить их положение на Западном фронте. Я считаю, поэтому, необходимым здесь констатировать, что наши союзники не обращали к нам никаких требований или просьб об открытии наступления… И если мы все-таки открыли его, то причина была такая: мы считали, что должны выполнить свой товарищеский долг перед нашими союзниками, хотя и не имели к тому формальных обязательств…
Заявление Сталина произвело впечатление на англо-американцев. Это видно было по лицам и жестам Рузвельта и Черчилля.
Оба они вновь вернулись к вопросу о необходимости лучшей координации между штабами и военными операциями союзников.
Сталин ответил:
— Да, в прошлом мы не учли этого в достаточной степени. Получился разнобой: англо-американцы наступали в прошлом году, а мы осенью не наступали. Сейчас мы наступаем, а англо-американцы еще не готовы к наступлению. Надо устранить такой разнобой…
5 февраля
Большой день!..
Я опоздал на заседание [глав делегаций] минут на сорок…
Выступил Черчилль и в длинной и запутанной речи стал доказывать, что с вопросом о расчленении [Германии] не следует торопиться. В принципе он, Черчилль, за расчленение, но как, на сколько частей, при каких условиях? Это Черчиллю неясно. Нужно внимательно изучить проблему с этнографической, экономической, политической и др[угих] точек зрения. Только тогда можно будет принимать окончательное решение. В Тегеране и Москве намечался лишь подход к проблеме, сейчас надо создать специальную комиссию для изучения самой проблемы и подождать ее выводов и предложений. Впредь до того бритпра резервирует свое мнение…
— Если говорить лично, — продолжал Черчилль, — то мне рисуется разделение Германии на два государства: Пруссия и Южная Германия (со столицей в Вене).
… Сталин думает, что вопрос о репарациях будет обсуждаться сегодня. Между тем составленная мной «Формула» по репарациям, которую я вчера направил Молотову, Сталиным еще не одобрена. Больше того: как выяснилось из моего разговора с Молотовым перед завтраком, Сталин еще не видел моей «Формулы». Да и сам Молотов при мне начал было читать, но на половине не дочитал, так как в этот момент как раз появились гости. Как же быть?..