Суть дела состояла в том, что логический радикальный анализ совсем не признавал других ценностей, кроме тех, у которых было эмпирическое содержание. Так же как просвещенные умы XVIII в., новое поколение разума трактовало сейчас таким образом, что такая политика и такое мышление, при помощи которых нельзя достичь хороших практических результатов, ни в каком отношении не могут быть хорошими. Поскольку оно не было рациональным, его нельзя было даже причислить к действительности.
Рациональным, хорошим и достойным поддержки было то, что функционировало. Исходя из этого, Олле Туоминен после нехитрых логических операций пришел к следующим выводам:
— Международная политика — это политика силы, которая далеко не всегда регулируется правовыми и моральными нормами;
— Великие державы стремятся добиться своей цели, не обращая внимания на интересы маленьких государств, если считают, что их безопасность и жизненные интересы этого требуют, и если они на это способны;
— Суверенитет маленькой страны, живущей по соседству с великой державой, является не абсолютным, а лишь относительным;
— Ценности, на которые опирается нация, гарантированы лишь внутренним государственным общественным порядком и правом, влияние которых не распространяется за границы государства;
— Поскольку умно построенная внешняя политика является ключом для возможности независимой жизни нации, то всякая другая политическая деятельность должна со своей стороны служить внешнеполитическим целям.
Автор считает, что следовало перейти к тотальной внешней политике, что звучало примерно так же, как тогдашнее понятие «тотальная оборона страны», и, возможно, должно была пониматься как ее альтернатива.
К тотальной внешней политике относилось то, что не унижало соседа. Это означало, например, что не следует поддерживать романтическую память о Зимней войне в народном мышлении, ибо это возбуждало чувство ненависти к восточному соседу. Вместо этого можно было подчеркивать те «единодушие и чувство высокой ответственности, которые проявлял народ в войнах», считал Туоминен, не объясняя, как можно на практике разделить это.
По мере осуществления большой ревизии рождалась большая иллюзия: когда с советского коммунизма сняли сатанинскую маску, под загадочной личиной открылось нормальное государство, проводящее рациональную политику, поведение которого можно было понять умом. В действительности оно было даже более понятно, чем собственное поведение Финляндии, которое оказалось инфантильно легковерным, когда, твердо соблюдая договор, надеялись, что сосед поступает точно так же. Паасикиви когда-то заметил, что Кремль — это не ратушный суд.
У каждой страны были свои легитимные оборонные интересы, и легко заметить, что если следовать логике соседа, то СССР стремился заботиться именно о них. Ни о чем большем это не свидетельствовало. Надо ли было обязательно предполагать что-то большее?
Талантливый молодой историк Кейо Корхонен взял быка за рога и стал изучать то, как советская дипломатия рассматривала Финляндию от Тартуского мира до Зимней войны. В предисловии он заметил, что заниматься таким исследованием, по мнению недоверчивого историка, еще слишком рано. Однако ждать, когда советские архивы будут открыты для исследователей, вряд ли имеет смысл: пока солнце взойдет, роса очи выест. Поэтому Корхонен приступил к работе, используя прежде всего финские архивные материалы, литературу и опубликованные советские дипломатические документы. Работа была значительным прогрессивным шагом в истории финской дипломатии и зарождающейся советологии. Она помогла понять, чем были обусловлены отношения Финляндии и СССР и какие цели были у СССР. Более понятным стал также характер дипломатических ходов Финляндии.
Было бы неправильно сказать, что героями книг Корхонена стали Сталин и его соратники. В отличие от популярных статей, также финны не были показаны негодяями или дураками.
Корхонен изучал историю дипломатии и рациональность ее решений. С его точки зрения, единственную ценность представляло достижение желаемого конечного результата, обусловленного государственными интересами. Таким конечным результатом для Финляндии безусловно было бы избежание Зимней войны, и с точки зрения СССР это также было бы разумно, хотя для него вопрос не был столь же важным.
Все это, конечно же, было хорошим и правильным, но чего-то в этой картине недоставало. Из дьявольского агрессора сталинский СССР стал рациональным, хотя и страдающим от хронической подозрительности государством. Но и эта подозрительность была понятна как с точки зрения идеологических предпосылок, так и исторического опыта. Вообще характер сталинского СССР как тоталитарного государства оставался вне поля зрения Корхонена.