Отмечая это, я не хотел бы обвинять Корхонена. У его исследования была другая, совершенно легитимная цель. Он стремился найти смысл политики СССР, поэтому не имело смысла останавливаться на пороках этой системы, которые в то время были еще хорошо известны в Финляндии. Большая часть населения, вероятно, исходила из того предположения, что сущностью советской системы сталинского времени был террор. В книгах Корхонена этот террор не имел никакого влияния на характер внешнеполитических решений и не давал финнам достаточных оснований занимать какую-то позицию в отношении внутренних дел соседа.
Стремление понять Советский Союз, исходя из его собственных представлений, было естественным и необходимым способом подхода. Тем самым в сочетании с расчетливыми манипуляциями Кекконена была подготовлена основа для финляндизации — той особой политической культуры, одним из характерных признаков которой было активное приспособление к советской идеологии и стремление использовать ее в своих целях для политической жизни своей страны.
Можно сказать, что возникла некая ортодоксия дружбы, сотрудничества и взаимопомощи, основными постулатами которой были следующие:
— вся внешнеполитическая линия Финляндии в 1918—44 гг. была ошибочной;
— она основывалась на ошибочных предпосылках;
— Россия считалась агрессивной;
— Россия считалась заклятым врагом;
— Россия считалась слабой;
— пренебрегли возможностью пробуждения доверия;
— много было шумихи по поводу независимости;
— вызывали подозрения;
— позволяли агрессивность в отношении соседа;
— искали защиты у Запада;
— считали культуру Финляндии форпостом;
— хотели быть форпостом Запада;
— не понимали популярности большевизма в России;
— глупо презирали нищету России;
— безосновательно ненавидели противника, хотя тот лишь осуществлял защиту своей легитимной безопасности;
— сами допустили обострение ситуации, что привело к Зимней войне;
— в 1941 г. напали целенаправленно с целью завоевания;
— стремились захватить чужие территории без какого-либо права на это и не считаясь с мнением жителей;
— были в союзе с Германией и поддерживали её террористическую политику;
— сражались на стороне стран оси против демократической коалиции.
Заходя несколько дальше, но придерживаясь генеральной линии, утверждали следующее:
— в 1918 г. велась не освободительная, а гражданская война против прогрессивных красных, которые поддерживали добрососедские отношения с советской Россией;
— Финляндия активно стремилась участвовать в попытках Запада свергнуть прогрессивную коммунистическую власть в России. На это была нацелена внешняя политика Финляндии, в том числе деятельность и шпионаж государственной полиции;
— 1930-е годы были десятилетием реакции и политического насилия, когда преследовалась всякая прогрессивность и ориентировались на Германию.
С точки зрения ревизионистов, русофобия, мобилизуя финский национализм против СССР, эксплуатировала следующие моменты:
— миф о притеснении и о русификации Финляндии;
— миф об агрессивном характере большевизма;
— миф об освободительной войне Финляндии;
— проецирование социальной фобии на русофобию;
— агрессивная захватническая политика;
— общая реакционность (под предлогом культуртегерства);
— национализм;
— нацистское и ограниченное представление о самих себе как результат провинциализма;
— общий низкий уровень интеллекта.
Эти положения подтверждались такими значимыми фактами, которые не имели ничего общего с конкретной изучаемой историей, но которые от этого не теряли своей значимости. Например:
— Зимняя война началась вопреки ожиданиям;
— война-продолжение не была выиграна (вопреки очевидности);
— русский народ (так же как и многие другие народы СССР) сражался за Сталина;
— промышленность СССР вопреки представлениям была мощной;
— Финляндия не была оккупирована.
— Прогнозы современности периода Кекконена:
— мирное сосуществование;
— обоюдно выгодная торговля;
— улучшившаяся безопасность;
— ergo66, все это должно было быть достигнуто в 1920-х или, самое позднее, в 1930-х гг.
В эту парадигму входили и естественным образом подпитывали ее следующие несостоятельные мифы, как, например: