Что же касается независимости страны, то можно было отметить, что соседям США также следовало принимать во внимание интересы ближайшей великой державы, а великие западные демократии намного активнее вмешивались в дела своих задворков, чем СССР в дела Финляндии. Именно своей разумной внешней политикой Финляндия обеспечила себе такую независимость, на которую вообще можно было надеяться, и в качестве дивидентов за это она получила маленькие расходы на оборону и выгодную торговлю с соседом, у которого покупала сырье, продавая ему готовую продукцию.
Представления о том, что внешняя политика Финляндии основывалась на принуждении или устрашении, были безосновательны, опросы мнения неопровержимо свидетельствовали, что внешнеполитическое руководство пользовалось чрезвычайно большой популярностью у народа. Внешняя политика Финляндии действительно была политикой доверия и одновременно политикой всего народа.
Если Финляндия чем и платила за свои достижения, так это лишь воздержанием от антисоветских высказываний, как внутри страны, так и на международной арене. Это воздержание все же было, во всяком случае формально, добровольным. Никакой явной системы санкций не было, просто каждый привык обдумывать то, что говорил. Цена не казалась чрезмерной, если принимать во внимание, что позиция Финляндии не могли существенно повлиять на систему или действия соседа.
Если же рассматривать историю внешнеполитической линии Финляндии (линии Паасикиви — Кекконена), то в ее политической гениальности не могло быть никакого сомнения. В то время как СССР укреплял свою безопасность, превращая соседние страны в сателлиты, Финляндия сохранила свою политическую систему и все время расширяла свою сферу деятельности, вступив в Северный совет, в ООН и в качестве ассоциированного члена в ЕАСТ и даже заключила в 1970-х гг. торговое соглашение со странами Общего рынка.
Интересам безопасности СССР служил Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, который обязывал Финляндию защищать свою территорию, что независимая страна в любом случае и без того делала бы. Военная статья договора о взаимопомощи была связана с кризисной ситуацией, предотвращение которой на Севере, конечно, и так было в интересах Финляндии. Линия Пасикиви, ставшая краеугольным камнем внешней политики Финляндии в послевоенный период, была не проявлением минутного оппортунизма, а органическим продолжением старой политики времен автономии, возможно даже, «великой линии» во всей истории финской нации, которая наметилась уже в XVIII в. во время Аньяльского союза и Спренгпортена71. Если же учет интересов восточного соседа назвать «финляндизацией», то тогда «финляндизированными» были Снельман и Юрье-Коскинен72. Если «финляндизация» не была столь же почетной, как не считавшаяся с последствиями линия non possumus73, которой поляки во все времена придерживались в отношении России, то во всяком случае ее последствия для финского государства и нации были намного более счастливыми тогда, когда ей следовали.
Если рассматривать послевоенное время с точки зрения современного знания, например, в свете документов Жданова, то ясно, что Финляндия после окончания войны действительно находилась на дне пропасти. Для того чтобы выбраться оттуда, судя по всему, была лишь одна-единственная тесная щель, по которой можно было выбираться ползком, а не рывком.
Ясно, что советское руководство считало, что социализм победит и в Финляндии, как у других ближних соседей. Но не в его интересах все же было использовать для этого силу, так как другие способы казались более выгодными.
Поскольку Красная Армия весной 1944 г. не попала в Финляндию, то «демократизацию» страны следовало осуществлять без нее, и важно было, чтобы финны сделали это сами, чтобы борьба против социализма не приобрела финско-националист-скую и антирусскую окраску. Это стремление нейтрализовать национальные предубеждения имело старые ленинские корни, и Жданов в годы работы Контрольной комиссии очень строго придерживался этой линии. Финляндию пытались завоевать таким же способом, какой Ленин собирался применить в момент признания ее независимости. СССР имел большой опыт того, как упорно финское общество следует своей национальной линии в противостоянии СССР. Будучи уже на пенсии, Молотов говорил писателю Феликсу Чуеву: «Финляндию пощадили, как умно поступили, что не присоединили к себе. Имели бы рану постоянную. Не из самой Финляндии — эта рана давала бы повод что-то иметь против советской власти… Там ведь люди очень упорны, очень упорны».
71
Барон г. М. Спренгпортен (1740–1819) — один из идеологов и руководителей маньяльских конфедератов, выступавших за независимость Финляндии, перешел на русскую службу, был советником Екатерины II и Александра I по финляндским делам, в 1808 г. стал первым генерал-губернатором Финляндии.
72
Ю. В. Снельман (1806–1881) и Ю. С. Юрье-Коскинен (1830–1903) — идеологи фенноманского движения.