Эта ненависть особенно усилилась в связи с 1918 г., и объектом ее были прежде всего большевики и большевизм. Таким образом, цель была удачной и легитимной.
В период правления Кекконена власти пытались отождествлять Россию с СССР. Да и сами соседи не разделяли этих понятий. Целью Финляндии было создание доверительных отношений с соседом, что предполагало отказ от русофобии и ненависти к большевизму. Практически же Россия и СССР, русские и коммунисты полностью отождествлялись. Катарсисное освобождение от иррациональной и грубой ксенофобии поставили на службу политике одобрения антигуманной советской системы.
Финны должны были извиниться перед русскими как перед нацией, по крайней мере за ксенофобию межвоенного периода, и нормальная человечность, которую по-английски можно было бы назвать common decency91, требовала очищения от многолетней ненависти.
Но было ли финнам за что извиняться перед большевиками и большевизмом?
Как в соседней стране, так и в крайне левых кругах в Финляндии было сильное желание использовать ситуацию и отождествить русскость с большевизмом, присоединив к этому гуманизм, защиту мира и прогресс. Было бы неправильно сказать, что и с той и с другой стороны в этом в какой-то степени не преуспели. Большевизм гордился тем, что он признал независимость Финляндии. Одновременно и в Финляндии иногда стали говорить, что большевистское правительство дало ей независимость. Утверждали даже, что независимость была предоставлена без всяких условий и задних мыслей, что большевики не исключали возможность, что Финляндия будет капиталистическим соседом социалистической страны неопределенно долгое время.
Иррациональная архаичная ненависть к большевизму не была свидетельством высокого духовного уровня. Ведь большая часть сторонников как большевиков, так и нацистов были совершенно обычными добропорядочными мещанами, как бы их ни называть. Отдельные люди вряд ли были виноваты в том, что делала система. Каждый, конечно, нес ответственность за собственные дела как в военное, так и в мирное время в тех пределах, в каких он имел возможность сам что-то решать. Большая ответственность лежала на руководителях, например на Сталине, но стать истинным объектом справедливой ненависти заслуживала лишь такая антигуманная система большевизма, которая потребовала миллионы жертв, в том числе и тысяч финнов.
Финская история удивительна. Из всех стран именно Финляндия оказалась в состоянии развиться в государство еще в недрах царской России и сохранить свою независимость в соседстве с агрессивным советским государством с его мощным военным аппаратом и тысячекилометровой общей границей. Кажется, что чудеса случаются. Тогда возникает мысль, что речь идет не о случайности, а причины кроются где-то в глубине. До 1970-х гг. финны не воспринимали сталинистского мышления и в лживости сталинизма видели именно ложь, а не диалектические истины. Объяснение этому следует искать не в том, что мышление финнов было рафинированным, а, скорее, в том, что оно таким не было. Невежество финнов, о котором так много говорили от Паасикви до Сталина, стало их оружием.
Здравомыслие или, как сказала бы интеллигенция, наивный реализм, стало краеугольным камнем спасения Финляндии.
Другим моментом, который связан с предыдущим, было то, что широкие слои населения в Финляндии никогда по-настоящему не верили, во всяком случае после 1918 г., что осчастливить человечество, создать для него рай на земле можно под угрозой оружия насильно.
1918 г. в Финляндии стал уроком для 1939 г. Конечно, находились такие, кто не мог не верить, что дело, ради которого пролито столько крови, было безусловно правильным, но существенным было все же то, что их было так мало, что это не имело большого практического значения. «Демократизация Финляндии», по своей системе явно самой демократической страны, воспринималась как ложь, даже абсурд, как в 1939 г., так и после 1944 г. Большая часть народа поняла это еще в 1918 г., в том числе и на красной стороне.
Совершенно по-иному понимала этот вопрос молодая интеллигенция в 1970-х гг. Не имея к этим событиям никакого отношения, она вновь подогрела ненависть, в то время как их непосредственные участники, понимая, что вооруженное восстание не было ни безответственностью, ни безрассудством, были за согласие и примирение.
Сталинизм стал популярен среди тех, кому уже не надо было бояться его и сражаться против него, благодаря тому что это сделало предыдущее поколение как красных, так и белых.