У Сталина и его ближайшего окружения было достаточно оснований понять, что большая часть официальной шумихи была двурушнической. Недовольство могли иногда выражать и публично, но в мире печатного слова критика была направлена на индивидуумов, то есть — как сказал Осмо Юссила — там государство критиковало народ. Эта традиция сохранялась вплоть до перестройки.
Критично настроенный наблюдатель смог бы, конечно, понять, что то эйфорическое мнение, которое страна социализма составила о себе в конце 1930-х гг., не могло соответствовать действительности, но в кругах западной интеллигенции популярной была не столько критика сталинизма, сколько хвала Великого и Мощного Тоталитаризма.
Что же касается значения и привлекательности сталинизма для отдельных личностей, то здесь имели силу те психологические закономерности, являвшиеся основой тоталитаризма которые так достойно изучались X. Арендтом, Э. Фроммом, Т. Андором и другими. Стремление быть частью чего-то большего совершенно естественно для человека и, по мнению психолога Фромма, диктуется его метафизическими потребностями и его экзистенциальным одиночеством. Вероятно, тоталитаризм всегда привлекал в большей степени определенный тип личностей, которые были в каких-то обществах и на определенных исторических этапах развития более распространенными, чем в других. С точки зрения психологии развития, их можно было бы назвать инфантильными. Неспособность стоять на своих ногах привела к попытке искать спасения от собственной ограниченности и бренности в великом и сильном, вечном и правильном.
Одной из характерных черт инфантильности является присущее всем тоталитарным течениям подчеркивание героизма. Инфантильная вера в то, что путем чрезвычайных усилий и гекатомбных жертв можно очень быстро решить даже самые большие проблемы — надо только сделать все возможное и не отступать ни перед какими трудностями, — эта вера своей радикальной простотой всегда привлекала особенно молодежь. В то же время это может быть признаком склонности к примитивным реакциям: если проблема не решается рациональным путем, считают, что она может сдаться перед нарциссистской яростью.
Подогретая тоталитаризмом часть финского народа в 1918 г. выступила против демократически избранного парламента, пытаясь вооруженным путем исправить недостатки демократии. Эта инфантильная коллективная примитивная реакция была подавлена таким же примитивным путем насилия, но демократическая система сохранилась. Во время событий в Мянтсяля6 в 1932 г. система была настолько сильна, что возможности восстания были абсолютно ничтожными с самого начала.
Когда после русской революции сменилось два поколения, можно было наконец в 1980-х гг. утверждать во всем мире, что основная идея большевизма, а вместе с ним и сталинизма и вытекающего из него «реального социализма», была неверной. Человечество невозможно было исправить, ликвидировав эксплуататорские классы, очистив «нечистых» и вообще борясь против любых отклонений, какой бы жестокой эта борьба ни была. Для «освобождения рабочего класса» намного больше было сделано совершенно обычным каждодневным трудом, развитием технологии и изданием законов.
Но тем не менее на личностном уровне основа тоталитаризма, мысль о том, что человек может слиться с чем-то большим и достойным, что общество было бы «единым существом», как выразился в свое время Пентти Саарикоски, невероятно в этом столетии привлекала массы и продолжает привлекать и до сих пор. Правда, можно все же сказать, что финны вряд ли сильно подвержены этому после 1918 г., который, может быть, кое-чему их научил.
По известным причинам, которые, по счастью, во многом могли быть результатом случайностей, Финляндия избежала массового тоталитаризма. В конце концов, лишь незначительная часть финнов маршировала по праздникам под портретами и знаменами и преклонялась перед московской «генеральной линией». И даже это она, живя в свободном государстве, могла делать добровольно или не делать вообще. Но все же судьба забросила несколько тысяч родившихся и выросших в Финляндии в качестве подопытных кроликов в лабораторию тоталитаризма, и благодаря им у нас есть возможность изучать то, что стало с финнами в той среде. Теперь, когда архивы открылись, мы знаем очень много о том, каким был на деле финский сталинизм в настоящем тоталитарном окружении.
ФИННЫ, РЮССЯ И БОЛЬШЕВИКИ
В 1920-х гг. радикальное студенчество извергало свой священный гнев на «рюсся» 7. Их считали абсолютно бесчеловечными и обвиняли во всех несчастьях Финляндии.
6
В феврале 1932 г. в Мянтсяля собрались ультраправые и потребовали отставки правительства и внесения изменений в политиче скую систему Финляндии. Бунтовщикам не удалось привлечь на свою сторону широкие слои населения, и через несколько дней они разошлись без применения силы.
7
Финское пейоративное название русских (от шведского «ryss»). Уничижительный заряд имеет более позднее происхождение, он возник, вероятно, в годы так называемого «первого периода угнетения» (1899–1905).