Кроме дружелюбия, все отмечали нетребовательность Сталина. Следует отметить, что это происходило до 1939 г., до того, как была опубликована его официальная биография, отредактированная им самим. Вероятно, эта книга была в свое время мировым рекордом проявления культа личности. Гитлер и Муссолини, не говоря уже о более мелких пророках, шли далеко позади.
Самый лучший портрет Сталина (с официальной точки зрения) написал французский писатель Анри Барбюс. Портрет посчитали настолько похожим, что книгу издали даже в СССР. Барбюс отличался исключительным легковерием. Он, вероятно, считал абсолютной правдой утверждения официальной пропаганды о том, что вредители подсыпали толченое стекло в еду рабочих.
В целом же в 1930-е гг. СССР мог лишь в течение какой-нибудь пары лет выглядеть хоть в какой-то степени поборником демократии, да и то при условии, что его сторонники не захотят углубляться в суть дел и не станут вспоминать прошлое.
После ликвидации кулачества и голода на Украине и в Казахстане наступила передышка. После чисток, последовавших за убийством Кирова, СССР в 1935 г. повернулся лицом к Западу и перенял тактику народного фронта. В следующем году он смело выступал на стороне испанских республиканцев, но в то же время начал проводить первые показательные процессы, причисляемые к так называемому «великому террору». В 1937 г. была принята Сталинская конституция, якобы закрепившая демократию, но в том же году в стране начался всеохватывающий террор.
В Европе же популярность СССР продолжала расти. По мере увеличения промышленного производства и возрастания мощи Красной Армии многие склонялись к тому, чтобы видеть в нем спасителя и противовес Германии. В конце 1930-х гг. СССР становится популярен в лучших колледжах Англии, из которых впоследствии рекрутировались советские шпионы. Когда в конце 1930-х гг. газета «Tulenkantajat» открывала финнам окно в Европу, она обратила внимание именно на сталинистов-интеллектуалов и «полезных идиотов», которых не нужно было долго искать, такое уж было время.
Лишь в Финляндии не слишком доверяли Сталину. Очень немногие финны, кроме некоторых представителей пролетариата, хотели видеть в Сталине спасителя от Германии. В интеллигентских кругах Финляндии европейский взгляд на Сталина отвергался. Была ли причиной тому особая мудрость и критичность или особая глупость и отсталость финнов, трудно сказать. Вероятно, всю проблему нельзя свести к такому вопросу, ее следует рассматривать в более широком аспекте, что и пытается сделать автор данной книги.
НЕВЗГОДЫ СТАЛИНИСТОВ
Чтобы цвести пышным цветом, сталинизм должен был производить идеальных сталинистов, в которых он испытывал постоянную потребность. Идеальным типом сталиниста был Бухарин, «любимец партии», как охарактеризовал его Ленин. Среди финнов можно назвать Ялмари Виртанена и Отто Вилле Куусинена, старым другом которого был Бухарин.
Хотя Бухарин в 1920-х гг. выступал против сталинской «генеральной линии», то есть против радикальной политики коллективизации, он полностью одобрил ее, когда стало ясно, что рискованная затея удалась, по крайней мере в чем-то. Когда впоследствии Сталин уничтожил Бухарина, то тому пришлось ответить за дела, которых он не совершал. В своем письме вождю Бухарин писал, что он признает «объективную» вину, то есть то, что он своей деятельностью препятствовал успеху политики партии, и поэтому объективно и заслужил вынесенный ему смертный приговор. Бухарин все же хотел подчеркнуть, что те обвинения, которые были выдвинуты против него, не соответствуют действительности в том смысле, что он не совершал того, в чем его обвиняли.
В сталинистском понимании правда имела классовый характер, и не важно было, соответствовала ли она действительности — существенным было то, насколько хорошо она служила делу. Так и в случае с Бухариным истинный смысл дела связывался лишь с тем, что в данный момент было выгодно целям партии — во всяком случае, по мнению ее руководства. Уже в 1931 г. Сталин давал инструкции историкам по этому вопросу. Когда некто Слуцкий попытался на основе документов указать на некоторые моменты из деятельности Ленина, Сталин сказал, что, когда речь идет об истории, только «архивные крысы» могут представить, что «бумажки» могут весить больше, чем генеральная линия партии.