Было совершенно неизбежно, что нашлись такие, кто впоследствии предлагал различные варианты поведения: если бы Финляндия согласилась на те требования о военных базах, которые СССР тайно выдвигал еще в 1938 г., если бы тогда согласились заключить такой же договор о дружбе и сотрудничестве, который затем в 1948 г. был заключен, или если бы даже согласились с теми требованиями о военных базах, которые восточный сосед выдвинул в конце 1939 г., — разве бы тогда не смогли бы избежать войны? Так же философствовал и Кекконен в своей знаменитой речи 1970-х гг., заключая ее тем, что ее не следует расценивать как рассуждения человека, крепкого задним умом.
Даже пример Эстонии, Латвии и Литвы не был показателен для ревизионистов послевоенного периода: поскольку Прибалтику не оккупировали сразу после передачи военных баз, можно было подумать, что их и не собирались оккупировать. Прибалтика, правда, была оккупирована после того, как изменилась политическая ситуация, но это, конечно же, не являлось доказательством того, что и передавшая военные базы Финляндия тоже была бы оккупирована. Возможно, Финляндия в этом случае, как и во многих других, была бы исключением?
Главным вопросом в дебатах о политике безопасности Финляндии стал вопрос о доверии: основоположник новой внешнеполитической линии Финляндии Ю. К. Паасикиви предполагал, что в реальной политике у Советского Союза в отношении Финляндии не было никаких других интересов, кроме собственной безопасности. И если бы в соответствии с этим перед войной смогли создать такие условия, что СССР смог бы доверять тому, что Финляндия захочет и сможет предотвратить любое нападение на СССР через свою территорию, то она смогла бы избежать того, что сама стала объектом нападения. Таким образом, в области внешней политики — и с ней тесно связанной внутренней политики — следовало стремиться к тому, чтобы заслужить доверие соседа.
В условиях послевоенного периода этот сценарий был сути, логичным и политически целесообразным. Однако осуществление его перед второй мировой войной было бы в силу многих обстоятельств проблематичным. Прежде всего было б необходимо, чтобы в Кремле поверили в готовность и способность Финляндии отразить возможное вторжение Германии и с другой стороны, чтобы финское общество хотело и было готово согласиться с теми условиями, которые Москва считала критериями доверия.
Задача была трудной уже потому, что в предвоенные годы Сталин считал значение вооруженных сил Финляндии несущественным. Сути дела не меняет то, что после войны он полностью изменил свое мнение, как явствует из многих документов
Вторым обстоятельством, частично связанным с первым было то, что, по логике Сталина, не существовало нейтральных маленьких стран. Это было невозможно уже — и особенно — с точки зрения большевистской диалектики, одним из принципов которой был поиск «главного противоречия», через которое воспринимается все остальное. Эта склонность проявляется во всех документах, касающихся внешней политики советского периода.
В 1920-х гг. Финляндия была отнесена кремлевскими аналитиками к орудиям борьбы в сфере интересов таких агрессивных великих держав, как Англия и Франция; впрочем, все империалистические страны априори считались агрессивными. Они постоянно обвинялись в подготовке интервенции против Страны Советов, и их главной ударной силой была объявлена пограничная Польша. Единственным другом СССР на международной арене была Германия, с которой в 1922 г. Москва заключила Рапалльский договор. Эта дружба основывалась еще и на том, что у Германии не было других друзей. До 1925 г. ее не принимали в Лигу Наций, и страны-победители требовали от нее контрибуции и даже оккупировали Рейнскую землю. Вооруженные силы Германии были сокращены до ста тысяч человек, и ей было запрещено развивать авиацию и разрабатывать химическое оружие, подводные лодки и т. д.
С точки зрения Германии, Рапалльский договор был даром божьим: СССР ничего не требовал от Германии и даже, наоборот, утверждал, что Версальский договор был узаконенным насилием по отношению к Германии. Он также охотно вел с Германией торговлю и предоставлял ей возможность втайне создавать на территории СССР в Липецкой области авиацию и другие системы вооружений, запрещенные Версальским договором. Эта деятельность была взаимовыгодной, так как немцы, в частности, помогали русским создавать подводные лодки. Подлодка типа «Немка» была во время второй мировой войны существенной частью военно-морских сил нашего восточного соседа.