ПОСЛЕ ВОЙНЫ: МОСКВА
Гений диалектики, имя которому Сталин, может все: соглашаться и отказываться одновременно, считать отрицательное положительным, положительное отрицательным, делать из победы поражение, а из поражения победу. Это было хорошо известно генералам, которые весной 1940 г. собрались, чтобы выслушать отчет своего хозяина и учителя о той войне, через которую они только что прошли. Они не могли знать, победили в ней или потерпели поражение, они не знали даже того, была ли война вообще. Все это решал и мог решить только гений диалектики, мнение которого никто не мог предугадать. Гражданам и товарищам было опасно ссылаться даже на слова учителя, так как то, что было сказано или сделано вчера, могло сегодня означать что-то совсем другое. Мог ли рядовой гражданин знать что-нибудь наверняка даже о прошлом, ведь при необходимости и прошлое могло измениться. Да оно, собственно, и находилось в состоянии постоянного изменения, ибо должно было отвечать требованиям современности.
В газетах превозносились блестящие действия Красной Армии и мудрая политика советского правительства. Но это еще ничего не значило, поскольку это были вещи, которые уже в силу их всемирно-исторического значения нельзя было не восхвалять. Генералы прекрасно знали, что по законам диалектики все имело оборотную сторону. Теперь у них была возможность познакомиться с ней.
Сталин действительно хотел коснуться вопросов, которые не поднимались или же освещались недостаточно. Одним из таких вопросов был вопрос о минувшей войне.
Таким образом, война с Финляндией все-таки была. Значит, речь шла о настоящей войне, а не о кампании или о военном конфликте. Это известие было очень важным для слушателей, и если им было разрешено делать записи, то они, конечно, записали это слово и подчеркнули его. Впоследствии это слово уже не использовалось публично. Для советских людей и иностранцев существовал такой уровень диалектического познания, который предполагал, что никакой войны не было: был только вооруженный конфликт, который путем военной кампании был быстро разрешен надлежащим образом.
Правильно ли поступили партия и советское правительство, объявив войну Финляндии? — спросил Сталин.
Этот короткий вопрос значил очень много. Он был связан с прошлым и означал, что советское правительство и партия объявили Финляндии войну. Этого никто из слушателей раньше не знал и не мог знать, так как в этом случае прошлое обретало совершенно новую форму и содержание. Что же касается существа вопроса — ошиблось ли правительство и, в особенности, партия, то ответ был абсолютно ясен: не ошиблись, они просто не могли ошибиться уже в силу своей всемирно-исторической роли. На другом уровне ошибка, может, и была бы возможна. Можно ли было избежать войны? — спросил Сталин и сам же скромно ответил: «Мне кажется, ее нельзя было избежать». Это объяснялось огромной значимостью Ленинграда. Там находилась почти треть всей оборонной промышленности страны. Кроме того, Ленинград был второй столицей страны. Что было бы, если враг захватил бы его и установил бы там буржуазное белогвардейское правительство? Это ведь было бы серьезным основанием для гражданской войны с советской властью. Можно ли было без содрогания слушать эти слова? Официально СССР построил социализм, и в таком обществе не могло быть антисоветских сил, ведь за коммунистов голосовало почти сто процентов населения. О какой же войне вообще могла идти речь? Мог ли социалистический народ за одну ночь стать буржуазным, оказавшись под буржуазной властью? Ответ на этот вопрос был только у одного человека. И только он мог бы ответить на него, если бы кто-нибудь мог его спросить.
Когда мирные переговоры не привели к результатам, пришлось объявить войну, — пояснил Сталин. Ленинград нужно было обезопасить.
Но была ли необходимость объявлять войну именно в конце ноября, и если была, то какая?
Этому нашлось объяснение. Европейские государства вели сейчас войну, были заняты ею. Если бы вопрос не решили сейчас, он мог бы оставаться нерешенным еще лет двадцать, и это было бы большой глупостью, политической близорукостью. А если бы страны Европы заключили мир, тогда момент был бы упущен. Это было бы непростительной ошибкой. Аудитория прекрасно знала, что политическая ошибка и преступление были сродни друг другу, отличало их только то, что первая была более значимой, а значит, и более серьезной. Таким образом, руководство избежало ошибки, то есть поступило правильно, начав военные действия сразу после прекращения переговоров. Теперь слушатели убедились и в том, что советское руководство целенаправленно и с серьезными политическими резонами именно тогда начало военные действия, которые рано или поздно все равно начались бы.