В таком духе я, — писал П. П. Владимиров, — и составил доклад для Москвы».
Очевидно, что отношение Сталина к происходившим тогда в Китае событиям, и в частности к политике Мао Цзэдуна, было выражено в статье «Положение в Китае» (Обзор. Автор П. Крайнов), опубликованной 2 декабря 1944 года в газете «Известия». В Яньани к этой статье проявили повышенное внимание. По словам П. П. Владимирова, «Мао Цзэдун воспринял статью по-своему. Для него она — доказательство будущей активности СССР на Дальнем Востоке».
П. П. Владимиров полагал, что в статье была указана основная причина военного поражения — раскол Китая, раскол национальных сил; Москва, по сути дела, предупреждала, что не позволит Гоминьдану прибегать к военной силе в отношениях с КПК; статья также доказывала, что не отождествляет судьбы китайской революции и китайских коммунистов с курсом Мао Цзэдуна; в статье выражалась надежда, что здоровые силы китайского общества возобладают в политике единого антияпонского фронта.
В статье содержался весьма примечательный тезис: «Причиной создавшегося критического положения… является наличие значительного влияния в правящих кругах Китая реакционных элементов, которые вместо политики укрепления национального единства и демократии в стране проводят политику разъединения национальных сил… Губительная подрывная политика реакционеров и капитулянтов еще не пресечена».
Мао Цзэдун мог воспринимать эти упреки Сталина в свой адрес. П. П. Владимиров мог, благодаря такой постановке вопроса в Москве, утверждаться в мысли о том, что его оценка ситуации принимается Сталиным.
Вполне очевидно, что Мао Цзэдун намеренно через П. П. Владимирова доводил до Сталина свое отношение к Чан Кайши (особенно имея в виду роль, которую Сталин сыграл в свое время при освобождении Чан Кайши из-под ареста в Сиани в 1936 году). П. П. Владимиров отмечал: «Мао не может спокойно произносить имя Чан Кайши. Мало того, что он обычно присовокупляет к нему набор бранных слов, он к тому же не устает повторять, что рано или поздно доконает чунцинского правителя (“пусть тот не обольщается — я не остановлюсь ни перед какими методами и средствами!”)».
В декабре 1944 года Мао Цзэдун рассматривал как компромиссный в развитии его отношений с американцами вариант создания Объединенного штаба всех вооруженных сил Китая, в котором будут заседать представители вооруженных сил Компартии, Гоминьдана и США во главе с американским генералом. Белый дом мог выдвинуть такой проект, и Чан Кайши поневоле пришлось бы с ним согласиться.
Этот проект Мао Цзэдун заранее ненавидел.
П. П. Владимирову стало известно, что Мао Цзэдун в кругу своих единомышленников сказал, что «вариант с Объединенным штабом хуже цепей еще и потому, что если Советский Союз денонсирует советско-японский договор о нейтралитете и начнет военные действия против Японии в Маньчжурии или Внутренней Монголии, то 8-я НРА может оказаться перед заслоном из американских десантных частей где-то в стороне от боевых операций советских войск. Это явится непростительной ошибкой, ибо власть там должна захватываться КПК. Однако американцы при такой ситуации этого категорически не допустят. В итоге КПК не воспользуется результатом побед советских войск, так как пути просачивания в такие районы будут заблаговременно перекрыты союзниками».
План Мао Цзэдуна в ситуации, когда отвертеться от варианта с Объединенным штабом не удастся, предусматривал обязательство КПК выставить не менее сорока своих полнокровных полков. В этой связи П. П. Владимиров замечал: «Невольно напрашивается другое сравнение: если бы руководители КПК выделили хотя бы половину этих сил в поддержку позиции Советского Союза на Дальнем Востоке в 1941–1942 годах! Тогда они просто наплевали на все наши беды! А в телеграммах клялись в дружбе. Не скупились на слова»…
29 декабря 1944 года П. П. Владимиров передал в Москву следующее:
«Последние события доказывают, что Мао Цзэдун и его сторонники спешно перестраиваются и затевают нечестную игру с Советским Союзом. Их цель — выжать для себя все из будущей активности СССР на Дальнем Востоке ради своих корыстных планов».
Накануне нового 1945 года П. П. Владимиров записал в своем дневнике следующее:
«Я не имею права болеть, не смею уставать, не смею проявлять своего настроения. С рассвета и до глубокой ночи я на ногах. Я должен угадывать и прочитывать то, что скрыто за информацией, поставляемой мне канцеляриями Мао Цзэдуна и шефа цинбаоцзюй (разведывательного управления Мао Цзэдуна. — Ю. Г.). Кстати, ложь в цифрах стала здесь нормой.
От меня во многом зависит, как будет прочтена ложь, которую Мао Цзэдун старается внушить своими телеграммами Москве, и ложь, распространяемая агентством Синьхуа и местной печатью.
Своими откровениями — долгими беседами с глазу на глаз, доверительной посылкой телеграмм советскому руководству через нашу радиостанцию — Мао пытается превратить меня в соучастника своей нечистоплотной игры.
Я чувствую глубокую и затаенную неприязнь ко мне председателя ЦК КПК (я знаю слишком много!), но он мастерски разыгрывает роль искреннего друга. Для него и всех остальных я почетный гость. Меня всячески обхаживают и подчеркивают, что я “свой человек”»…
Особенность положения П. П. Владимирова состояла в том, что он должен был иметь постоянно на протяжении нескольких лет дело с одной стороной в этих чрезвычайно непростых отношениях, то есть с Мао Цзэдуном. Из Москвы (не непосредственно от Сталина) П. П. Владимиров получал лишь редкие указания, отдельные материалы. П. П. Владимиров действовал на свой страх и риск. Он понимал, что его деятельность одобряется Сталиным, лишь на основании сообщений из Москвы о том, что ему предписывают находиться в Яньани до конца войны.
В лице П. П. Владимирова в историю двусторонних отношений наших стран вошел человек уникальный: не принадлежащий к партийно-государственной номенклатуре, честный, любящий свою родину, не общавшийся близко со Сталиным, но умный, знающий, профессионально (как разведчик и дипломат) грамотный, трудолюбивый и ответственный перед своей страной, твердо защищавший ее интересы так, как их понимали идеалисты и патриоты России, а в то время Советского Союза.
П. П. Владимиров оказался на перекрестке связей и противоречий Сталина, Мао Цзэдуна, Чан Кайши, Рузвельта. Он должен был понять тайные пружины дипломатии всей этой четверки. П. П. Владимиров переиграл Мао Цзэдуна, не пойдя у него на поводу, что было далеко не просто. Еще до прихода Мао Цзэдуна к власти в Китае П. П. Владимиров тонко и точно обрисовал его в своих сообщениях, направленных в Москву, фактически Сталину, как политика и человека; благодаря телеграммам П. П. Владимирова Сталин имел возможность составить себе полное представление о Мао Цзэдуне уже в первой половине 1940-х годов.
1945 год, год победы в Великой Отечественной войне нашей страны, год победы во Второй мировой войне, год победы в Войне сопротивления Китая Японии, стал последним годом работы П. П. Владимирова в качестве связного Москвы при Мао Цзэдуне.
5 января П. П. Владимиров отмечал: «Председатель ЦК КПК опять подчеркнул мне, что для революционного преобразования Китая не обязательно знание марксизма-ленинизма. Важно знать Китай, его нужды, обычаи, историю…
Мао Цзэдун избегает в разговорах даже простого упоминания о ВКП(б). К опыту нашей большевистской партии (хотя он любит ссылаться на него) не проявляет ни малейшего интереса.
После окончательного утверждения своей безоговорочной власти в поведении Мао еще более заметно желание слыть непререкаемым авторитетом во всех партийных и государственных делах.
Соответственно своему положению Мао выработал и манеру поведения. Говорит едва слышно — поэтому все должны напряженно вслушиваться. В движениях медлителен. Часами почти неподвижен в своем кресле.
Во всех своих поступках и каждом слове он учитывает психологию Китая. И обидчив, очень обидчив»…
В январе 1942 года П. П. Владимиров добился от Мао Цзэдуна согласия на то, чтобы впредь информацию ему передавал не Кан Шэн (шеф цинбаоцзюй, которого П. П. Владимиров охарактеризовал Москве как отступника от марксизма-ленинизма и палача китайских коммунистов-интернационалистов), а Е Цзяньин.