Выбрать главу

Орбели незадолго перед смертью писал о заседаниях этого совета:

"Наибольшие затруднения в развитии моей работы после Объединенной сессии были созданы ведущими членами Научного совета — академиками К. М. Быковым (председатель), проф. А. Г. Ивановым-Смоленским (зам. председателя) и проф. Э. Ш. Айрапетьянцем (ученый̆секретарь)… Они сослужили плохую службу советской науке, введя в заблуждения общественное мнение, Президиумов обеих Академий, а тем самым Партию и Правительство".

С 11 по 15 октября 1951 года прошло объединенное заседание расширенного президиума Академии медицинских наук СССР и Пленума правления Всесоюзного общества невропатологов и психиатров. В заключительном слове вице-президент АМН СССР Жуков-Вережников с пафосом воскликнул: "Мы должны помнить, что созванная по инициативе товарища Сталина Павловская объединенная сессия ярким светом освещает путь развития всех медицинских специальностей". В одной из недавних работ по истории того периода это заседание было охарактеризовано совсем иначе: "Длившееся пять дней упомянутое заседание скорее напоминало суд инквизиции" (21).

О порядках в советской России и о "партийной науке", учрежденной Сталиным, писал в свое время и сам великий Павлов. Он ненавидел такую "управляемую науку" также, как ненавидел революции, считая, что они несут одну разруху, как не признал он советскую власть и не соглашался увидеть за строительством Днепрогэсов и Магниток одно лишь победное шествие социализма, сравнивая эти стройки с возведением пирамид в рабском мире. С. Э. Шноль привел в своей книге "Герои и злодеи отечественной науки" (22) отрывки из писем Павлова В. М. Молотову, Г. Н. Каминскому и в Совнарком, доказывающие глубину несогласия Павлова с советскими порядками. Процитирую лишь один отрывок из этих писем (из письма о том, как Сталин после 1929 года потребовал внести в Устав АН СССР требование ко всем ученым страны руководствоваться в науке советским диаматом, см. главу 8 этой книги). Слова И. П. Павлова недвусмысленно доказывают, каким глумлением над взглядами этого великого русского ученого была проведенная Сталиным не Павловская, а откровенно Анти-Павловская сессия:

"А введенный в устав академии параграф, что вся научная работа академии должна вестись на платформе учения о диалектическом материализме Маркса-Энгельса, — разве это не величайшее насилие над научной мыслью? Чем это отстаёт от средневековой инквизиции?"

"… вы сеете по всему культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм… Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы всю нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком без пропусков со всеми ежедневными подробностями, это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от которой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину с чудесно как бы вновь вырастающими городами, днепростроям…, гигантами-заводами и бесчисленными учеными и учебными заведениями… Я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнями древних азиатских деспотий… Не один же я так думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас."

Глава 30. После Сталина

"Приглядись, товарищ, к лесу!

И особенно к листве.

Не чета КПССу

листья вечно в большинстве!

В чем спасенье для России?

Повернуть к начальству "жэ".

Волки, мишки и косые

это сделали уже."

Иосиф Бродский. Лесная идиллия. 1960-е

Когда после смерти Сталина лидирующая роль в руководстве страной перешла к Хрущеву, он начал важную политику десталинизации, которая помогала постепенно вытравлять страх из сознания людей и формировать новые поведенческие реалии, образно названные Ильей Григорьвеичем Эренбургом "оттепелью". 25 февраля 1956 года Хрущев произнес на 20-м съезде КПСС речь о "культе личности Сталина", рассказал о массовых политических репрессиях, настоящем терроре в 1930-е и последующие годы. Хрущев призвал преодолеть последствия "культа личности Сталина", что способствовало серьезному улучшению положения во многих областях политической и интеллектуальной жизни страны. Сказались они и на судьбах главных героев моего повествования.

Марк Борисович Митин, после того, как он поддержал Сталина в борьбе с Дебориным, был "продвинут" в ведущие руководители не только в философской среде в СССР, но и в Академии наук, в партии и в государственном аппарате. Преданность Митина Сталину, как мы знаем, была щедро вознаграждена. В 1939 году он вместе с Лысенко, Цициным, Вышинским, Ярославским и самим Сталиным был избран академиком АН СССР (Сталин — почетным академиком). П. Ф. Юдин тогда же стал членом-корреспондентом АН СССР. Получив звание академика, Митин занял пост директора Института Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина при ЦК ВКП(б). С 1942 по 1936 годы он был членом Президиума АН СССР, а с 1944 по 1950 годы руководил кафедрой диалектического материализма Высшей Партийной школы при ЦК ВКП(б) и был назначен ответственным секретарем редакционного совета журнала "Большевик". В 1949–1950 годах он выступал в роли члена редколлегии "Литературной газеты". Он состоял членом Центрального Комитета партии с 1939 по 1961 годы и депутатом Верховного Совета СССР с 1950 по 1962 год. Митин приобрел еще большую знаменитость благодаря участию в составлении биографии Сталина, напечатанной в 1947 году (1).