Затем автор вступает в полемику с грузинскими анархистами, которые заявляют, что "марксизм опирается на дарвинизм и относится к нему некритически" (18) и продолжает, сводя эклектически разные процессы в два противоположных направления:
"Дарвинизм отвергает не только катаклизмы Кювье, но также и диалектически понятое развитие, включающее революцию, тогда как с точки зрения диалектического метода эволюция и революция, количественное и качественное изменения — это две необходимые формы одного и того же движения" (19).
Наконец, автор подробно описывает, как идея Ламарка о наследовании приобретенных признаков воспринята им. Он уверенно заявляет, что эволюция идет за счет прямого восприятия организмами условий изменяющейся внешней среды. Именно этой идее он следует (примечательно, что в наиболее упрощенной форме), когда берется объяснить поступательный ход эволюции, с одной стороны, и доминирование материи над сознанием, с другой:
"Еще не было живых существ, но уже существовала так называемая внешняя, "неживая" природа. Первое живое существо не обладало никаким сознанием, оно обладало свойством раздражимости и первыми зачатками ощущения. Затем у животных постепенно развивалась способность ощущения, медленно переходя в сознание, в соответствии с развитием строения их организма и нервной системы. Если бы обезьяна всегда ходила на четвереньках, если бы она не разогнула спины, то потомок ее — человек — не мог бы свободно пользоваться своими легкими и голосовыми связками, и, таким образом, не мог бы пользоваться речью, что в корне задержало бы развитие его сознания. Или еще: если бы обезьяна не стала на задние ноги, то потомок ее — человек — был бы вынужден всегда ходить на четвереньках, смотреть вниз и оттуда черпать свои впечатления; он не имел бы возможности смотреть вверх и вокруг себя и, следовательно, не имел бы возможности доставить своему мозгу больше впечатлений, чем их несет четвероногое животное. Все это коренным образом задержало бы развитие человеческого сознания.
Выходит, что развитию идеальной стороны, развитию сознания предшествует развитие материальной стороны, развитие внешних условий: сначала изменяются внешние условия, сначала изменяется материальная сторона, а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона" (20).
На совершенно спекулятивное, но вместе с тем твердо и недвусмысленно выраженное мнение, что внешняя среда способна так воздействовать на живые организмы, что непосредственно, сразу менять их наследственность, формировать новые наследственные признаки, благодаря чему эволюция только и возможна, следует обратить особое внимание. Получалось, что уже на заре формирования своего интеллектуального багажа, автор (Сталин?) уверился в том, что изменение походки обезьян, обретение возможности видеть дальше, не только меняло мозг, но и формировали новый род — человека. Когда генетики в первую четверть двадцатого века докажут, что среда не способна легко менять гены, что процесс их изменения сложен, что гены. довольно стабильные структуры, и нужны особые методы для их изменения, это войдет в противоречие со сталинскими убеждениями. Вместо того, чтобы принять во внимание вывод ученых, он заявит, что генетика. это вредная наука, что она противоречит идеалам большевиков и должна быть заменена более простыми, ламарковскими верованиями в то, что от упражнения органы развиваются, что, меняя условия жизни, можно быстро понуждать генные структуры меняться, точно так как якобы легко трансформировать экономические отношения на основе правильно сформулированной идеологии "победившего пролетариата".
Длинная сталинская тирада о процессах эволюции примечательна тем, что она показывает, как автор статей (воможно Сталин в начальный период своей политической активности) смело брался решать вопросы, которые требовали специализированных и глубоких знаний, коими он не обладал. Это обстоятельтво не останавливало его в 1906–1907 годах и определенно не служило для Сталина препятствием позже, когда он начал внедряться с такой же самоуверенностью в обсуждение философских категорий, а затем в разрешение вопросов экономики, генетики, клеточной теории, лингвистики, истории, физики, химии и прочих, неведомых ему наук. Знавший его лично академик А. М. Деборин, судьба которого и его связи со Сталиным будут подробно рассмотрены в последующих главах, оставил воспоминания, в которых он отметил эту тенденцию Сталина к самовосхвалению. Он писал, что Сталин видел себя Юпитером и претендовал на роль в науке, которую он не заслуживал: