"Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с так называемыми "учеными" по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации?
… Было такое дело… вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело. И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет.
Вот, товарищи, так мы выходили с этим делом. Колхозный строй вытянул это дело. На основе единственно научной методологии, единственно научного руководства, которому нас ежедневно учит товарищ Сталин, это дело вытянуто и вытягивается колхозами" (18).
Этот политический донос на своих коллег вызвал бурю восторга, а Сталин вскочил с места и закричал в зал, потрясая воздух своими ладошками: "Браво, товарищ Лысенко, браво!" Публика наградила скромнягу Лысенко бурными аплодисментами. 15 февраля 1935 года "Правда" и другие центральные газеты напечатали эту речь, опубликовали портрет Лысенко и привели знаменательные слова Сталина (19).
С газетной фотографии, запечатлевшей Лысенко во время выступления с кремлевской трибуны в присутствии Сталина, глядят горящие глаза фанатика. Он подался вперед, наклонив сухое лицо с выступающими скулами, прилизанные волосы сползли на лоб.
Я много раз слышал Лысенко в 1950-е годы, когда речь его, скорее всего, не была столь горячей, как раньше, но и тогда он производил завораживающее действие на аудиторию. Он обладал даром кликушества, испускал какие-то флюиды, заставлявшие слушателей забыть всё на свете и воспринимать как откровение любой вздор, изливавшийся из его уст.
Люди, подобные Гитлеру и Лысенко, владеют магическими чарами. Они умеют повести за собой толпу, воздействовать на её стадные чувства и замутить мозги даже искушенным специалистам и трезво мыслящим индивидуумам, способным в нормальных условиях без труда оценить суть истеричных призывов и обещаний. Многие из тех, кто в исступлении аплодируют лжепророкам, спустя какое-то время прозревают и начинают себя спрашивать: что же со мной тогда случилось, какому колдовству я поддался?
В конце речи Лысенко прикинулся скромнягой:
"Я уверен, что я чрезвычайно плохо изложил затронутые мною вопросы по генетике и селекции. Я не оратор. Если Демьян Бедный сказал, что он не оратор, а писатель, то я не оратор и не писатель, я только яровизатор, и поэтому не сумел вам это дело просто объяснить" (20).
На Сталина речь Лысенко произвела сильное впечатление. "Народный академик" на долгое время стал любимцем вождя народов.
Однако в научной среде нашлись специалисты, которые не побоялись раскритиковать Лысенко за нарушение установленных правил ведения научных исследований (прежде всего академики П. И. Лисицын и П. Н. Константинов). Никого слушать Лысенко — тоже уже академик — не просто не хотел. После увещеваний коллег он терял всякую сдержанность. Когда 26 июня 1935 года в Одессу съехались ведущие ученые страны и здесь открылась выездная сессия зерновой секции ВАСХНИЛ, Лысенко повел гостей на экскурсию по своим делянкам и стал спорить с приехавшими светилами по поводу всех его предложений. На следующий день в докладе, озаглавленном "О перестройке семеноводства" (21) он продемонстрировал свой стиль, прославляя избранный им метод работы и горячечные прожекты на будущее:
"… разрабатывать методику выведения сорта путем высасывания теории из пальца (подразумевая под пальцем хотя бы и хорошую голову), а также путем лишь литературного освоения всего мирового опыта, вне самой практической работы по выведению сорта — невозможно. Этим я хочу подчеркнуть, что разрабатывать новые способы выведения сортов, более действенные, чем существующие, можно только в процессе выведения новых сортов.
Если бы мне поручили выводить сызнова новый сорт яровой пшеницы, то, конечно, я бы выводил его теперь не в два с половиной года, а, наверно, в более короткий срок и думаю, что дал бы более лучший сорт".
Понимания и ответного чувства восторга у биологов и селекционеров, собравшихся на сессию, эти поучения не вызвали (да и сорта у него не получилось), и, осознавая это, Лысенко вставил в свой доклад фразы, которыми он надеялся парировать будущую критику загодя, считая, что этим он с лучшей стороны продемонстрирует свои устремления к революционному преобразованию основ наук: