В политбюро заходит разговор о секретаре ЦК, который бы занимался исключительно вопросами идеологии.
Вопрос крайней деликатности. Опыт Бухарина показывал, что таким секретарем мог быть только такой человек, которому Сталин доверял бы абсолютно. Выбор падает на С.М. Кирова – руководителя Ленинградской партийной организации. Но Киров, дав согласие стать еще одним секретарем ЦК, категорически отказался переезжать из Ленинграда в Москву и уж тем более заниматься вопросами истории. «Ну, какой же я историк?!» – заявил он Сталину. Да и вообще он хотел бы «вместе с ленинградскими товарищами успешно завершить вторую пятилетку в своем регионе».
На мой взгляд, дело было конечно же не в местном патриотизме. У Кирова просто-напросто напрочь отсутствовали способности к идеологической работе. Будучи человеком умным, он это осознавал и предвидел свое грядущее фиаско на этом поприще. Ну и кроме того, Мироныч, как его называли в партийных кругах, был большим любителем жизненных удовольствий (женщины). В Питере он этими удовольствиями пользовался бесконтрольно (за что и поплатился в конце концов: выстрел Николаева), а переехав в Москву, был бы вынужден сильно сократить перечень этих личных наслаждений. Так это было или как-то иначе, но в ночь с 10 на 11 февраля 1934 года в результате очень долгого разговора Кирова со Сталиным на квартире последнего был найден компромисс: Киров соглашается стать новым секретарем ЦК, но остается «на хозяйстве» в Ленинграде, а для помощи ему как секретарю ЦК и для связи между ним и Сталиным вводится должность еще одного секретаря ЦК.
А время не ждет. 5 марта 1934 года появилось решение политбюро о реформировании в преподавании исторической науки. 20 марта заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) А.И. Стецкий и А.С. Бубнов получили задание подготовить предложение о составе авторов исторических учебников. 29 марта постановлением политбюро были утверждены авторские коллективы. В тот же день политбюро приняло постановление о введении исторических факультетов в составе университетов. Для выработки итогового документа Бубнову было поручено вызвать из ссылки Е.В. Тарле. Два постановления политбюро от 29 марта были объединены и составили основу нового постановления политбюро (и СНК СССР) от 15 мая «О преподавании гражданской истории в школах СССР», текст которого был отредактирован самим Сталиным.
Свидетельство о заседании политбюро ЦК 29 марта сохранил для истории приглашенный на это действо историк С.А. Пионтковский. Практически на заседании говорил только генсек, пишет он в своем дневнике, так как остальные просто не были готовы к такому идеологическому развороту. «История, – говорил генсек, – должна быть историей. Нужны учебники Древнего мира, Средних веков, Нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал, может быть, не СССР, а история народов России? Сталин говорит – нет, история СССР, русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал, что схема Покровского не марксистская схема» и вся беда пошла от времен влияния Покровского»[24].
Публикатор архивных документов того периода, относящихся к идеологическому развороту в развитии исторической науки, М.В. Зеленов в 2006 году отмечал, что в январе 1936 г., после волны публикаций о фашизации историографии в Германии, Сталин инициировал ряд статей против концепции М.П. Покровского[25].
25