Ближайшая важнейшая задача партии сводилась, по существу, к вербовке сторонников. Чтобы противодействовать стихийному влечению рабочих к «сознанию тред-юнионистскому», связанному с надеждой на достижение классовых целей через реформу государственного устройства, члены марксистской партии должны были идти в массы рабочих, другие недовольные слои населения с проповедью революционного «социал-демократического сознания». Концентрируя миссионерскую деятельность в различных промежуточных непартийных организациях, им следовало проповедовать марксистское революционное слово, т. е. вести «пропаганду» идей Маркса, а также «агитацию», иными словами, разбирать с марксистских позиций конкретные случаи проявления несправедливости. Для координации этих усилий и создания общенационального форума для протестов и политических разоблачений партии требовался «коллективный пропагандист и агитатор» в лице общерусской революционной газеты, издающейся за границей и распространяемой нелегально по всей России членами партии. Предполагалось, что пробуждающийся народ будет поставлять все больше и больше участников массового антимонархического движения, которое в конце концов, после серии революционных взрывов, сменяемых периодами относительного затишья, свергнет самодержавие в ходе всенародного вооруженного восстания.
Брошюру буквально пронизывала мысль о том, что лидерство необходимо для успеха революции. Партии как руководящей организации предстояло сыграть ключевую роль в осуществлении политической революции, обеспечивая массы идеологическими ориентирами и направляя революционное движение. Переиначив Архимедово изречение, Ленин заявил: «Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию!». Если классический марксизм провозгласил надвигающуюся мировую пролетарскую революцию, то ленинизм (в Советском Союзе после смерти Ленина стал употребляться термин «марксизм-ленинизм») исходил из того, что пролетарская революция возможна только под руководством партии. Помимо этого, ленинизм отстаивал еще один тезис: лидерство должно нести в себе героический дух. Чтобы перевернуть всю Россию, в партию должны входить революционеры особого склада. За идеал социал-демократам следовало брать не секретаря тред-юнионов, а «народного трибуна, умеющего откликаться на все и всякие проявления произвола и гнета». Эти «трибуны» должны были быть готовыми к великим революционным подвигам. Желая показать, какие «чудеса» может творить отдельная личность в революционном деле, Ленин упомянул вождя немецкой социал-демократии Бебеля, а также известных русских революционеров-народников Алексеева, Мышкина, Халтурина, Желябова. Затем он спрашивал: «Или вы думаете, что в нашем движении не может быть таких корифеев, которые были в 70-х годах?». Предсказав, что «социал-демократические Желябовы» и «русские Бебели» выйдут вперед и поднимут весь народ на расправу с царизмом, он заявил: «Именно теперь русский революционер, руководимый истинно передовой теорией, опираясь на истинно революционный и стихийно пробуждающийся класс, может наконец — наконец! — выпрямиться во весь рост и развернуть все свои богатырские силы»14. Совершенно очевидно, что, заимствуя у Чернышевского название «Что делать?», Ленин хотел показать, что для борьбы с царизмом нужны такие люди, как Рахметов.
Призыв к революционному героизму был новым явлением в русской марксистской литературе. Ведь вопрос о роли личности в истории являлся одним из предметов прежних споров с народниками. Последние утверждали, что экономический детерминизм марксистов не позволит им осознать значение влияния выдающихся личностей на исторические события. Марксисты же со своей стороны обвиняли народников в пренебрежении классовым анализом социальных явлений ради теории «героя и толпы», согласно которой исторический прогресс — это результат столкновения идей выдающихся личностей с
обыденным сознанием человеческих масс. Об этом шла речь в «Исторических письмах» Лаврова, первоначально опубликованных в 18б8-18б9гг. в одном из русских журналов. У Лаврова главными двигателями перемен и прогресса в истории были критически мыслящие, ищущие справедливости отдельные личности, чье понимание несовершенства существующих социальных форм извечно тревожило сонную рутину «человеческого муравейника». Отвечая на гипотетическое возражение, что отдельным личностям никогда не преодолеть инертную людскую массу, он писал: «Но как же шла история? Кто ее двигал? Одинокие борющиеся личности. Как же они достигали этого? Они делались и должны были сделаться силой». Затем он описал, каким образом они превращаются в силу. По его словам, небольшое число критически мыслящих, преданных делу и энергичных личностей, осознав, что «организация партии для победы необходима», создадут «общественную партию» для борьбы за правду и справедливость, стараясь по ходу дела заручиться поддержкой союзников в общественных группах, еще не достигших степени критического мышления, «страждущих от зла, для борьбы с которым организовалась партия»15. Эта книга стала библией молодых русских радикалов 70-х годов и решающим образом повлияла на идеи народничества.
Излагая противоположную — марксистскую — точку зрения в брошюре «Роль личности в истории» (1898), Плеханов доказывал, что крупные исторические деятели могут изменить отдельные стороны событий, а не их общее направление. Если бы Наполеона Бонапарта сразила случайная пуля еще в самом начале его карьеры, то на первый план выдвинулась бы какая-нибудь другая личность сходных дарований, чтобы осуществить то же самое, и история пошла бы аналогичным курсом. Желая, однако, показать, что марксизм все же не может не принимать во внимание крупицы истины, содержащиеся в теории о великих людях, Плеханов допускал, что отдельные личности в состоянии оставить след в истории, ускоряя социально-экономически предопределенный курс развития человечества. «Великий человек велик не тем, что его личные особенности придают индивидуальную физиономию великим историческим событиям, а тем, что у него есть особенности, делающие его наиболее способным для служения великим общественным нуждам своего времени»16. Таковой стала общая позиция русских марксистов.
Хотя Ленин прямо и не выступал против подобной интерпретации, его собственная точка зрения была в корне иной. Тот роман, заголовок которого он заимствовал для своего революционного плана, можно было бы с полным правом считать драматическим изложением философии революции Лаврова, а Ленина — автора «Что делать?» — назвать марксистским Лавровым. Ибо и Ленин верил, что победа возможна только при наличии организованности, он тоже хотел создать партию борьбы за перемены, чье влияние будет распространяться концентрическими кругами от ядра из преданных делу, энергичных и просвещенных вождей — в данном случае вождей, овладевших марксистской теорией. И он считал социальные болезни великой, отсталой, бюрократической и плохо управлявшейся Российской империи источником физических страданий, которые позволили бы партии героев собрать под свои знамена массы сторонников. Несмотря на искреннюю и горячую приверженность марксизму, Ленин был настолько прототипом русского радикального интеллигента, настолько пропитан русскими революционными доктринами 60-х и 70-х годов, что его революционный план имел поразительное структурное сходство с планом, предложенным в «Исторических записках». И подобно тому плану был принят некоторыми за непреложную истину.