Второй вариант, в известной мере совпадавший с первым, предусматривал соглашение с гитлеровским режимом, которое развязало бы Сталину руки для экспансии в Восточной Европе, а Гитлеру — возможность вести войну на Западе. Такая экспансия означала бы возвращение СССР территорий, которые прежде входили в Российскую империю и были потеряны в ходе революции, т. е. Восточной Польши, прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Сталин, должно быть, отдавал предпочтение второму варианту. Если этот вариант будет иметь место в ближайшем будущем, он сулит перспективу легкого, возможно, бескровного продвижения на Запад как раз в ситуации, когда вооруженные силы Сталина — пусть даже большая чистка к тому времени прекратится — будут все еще далеки от преодоления последствий опустошения, причиненных этой чисткой, и не смогут добиться успеха в крупномасштабной войне. Позже, однако, за время длительной войны на Западе в советские вооруженные силы придет хорошо обученный новый офицерский корпус, и сталинский режим будет полностью готов вторгнуться в остальную часть Польши, на Балканы, а возможно, и в глубь Европы.
Именно в таком контексте становится понятным политический смысл решений Сталина, относящихся к Коминтерну, и особенно к коммунистическим партиям и их руководству в соседних странах. Новый раздел Польши — на этот раз между сталинской Россией и гитлеровской Германией — не мог бы быть приемлем для польской компартии, мышление руководства, которое было сформировано еще в эпоху Ленина. Отсюда и решительные меры по роспуску этой партии при одновременной ликвидации компартий Западной Украины и Западной Белоруссии.
Что касается компартий в государствах Прибалтики, то их руководство, состоящее из коммунистов старой закалки, обладавших независимым мышлением и способностью к самостоятельным суждениям, было неподходящим орудием для того Сталина, который замышлял включить эти страны в расширяющуюся Советскую Россию. В качестве руководителей партий на расположенных в пределах досягаемости России территориях гораздо предпочтительней было видеть покорных функционеров без заметных коммунистических заслуг.
С другой стороны, политический смысл обретала масштабная чистка проживавших в России финнов в сочетании с сохранением партии как таковой и разрешением ее генеральному секретарю Туоминену обосноваться начиная с 1938 г. в Стокгольме, а советскому коммунисту финского происхождения Куусинену остаться в Москве для наблюдения за финскими делами. Таким образом, имея членов и в самой Финляндии, такая партия могла быть мобилизована в случае столкновения СССР с Финляндией в недалеком будущем. И наконец, лишь в контексте замышляемого договора с гитлеровской Германией становится политически понятным уничтожение Сталиным находившихся в России лидеров и активистов немецкого коммунистического движения67
Несмотря на отсутствие со стороны Гитлера обнадеживающей реакции на недавно предпринятые через Канделаки шаги, Сталин сохранял готовность к возможному сотрудничеству с Берлином. Он знал, что у него на руках козырная карта: Гитлеру нужно было обеспечить мир на Востоке, что позволило бы ему приступить к осуществлению давно задуманной стратегии нанесения первого удара по Франции. Но путь к соглашению был тернист. Он пролегал через Мюнхен.
1 '.>:■;Ц-?! >V11ПОГ
Москва и Мюнхен
После германской аннексии Австрии в марте 1938 г. первое место в военных планах Гитлера заняла Чехословакия. Теперь третий рейх окружал более трети чехословацкой территории, включая ее надежно укрепленный гористый район, населенный судето-немецким меньшинством, чьи претензии Гитлер использовал через свою марионетку — судетского лидера Генлейна в качестве предлога для угроз Праге. Однако, как это оценила «Правда», боеспособная чехословацкая армия, численность которой в случае всеобщей мобилизации достигла бы полутора миллионов человек, была отлично вооружена благодаря первоклассной военной промышленности. В отличие от Австрии, Чехословакия не была полностью изолирована, а ее народ был готов сражаться за независимость страны68.
Эта тогдашняя советская оценка совпадает с послевоенной оценкой, данной Черчиллем, сообщавшим, что группа немецких генералов, тщетно добивавшихся 26 сентября 1938 г. аудиенции у Гитлера, передала ему меморандум, выражавший крайний пессимизм в отношении войны и предсказывавший в приложении, что, даже сражаясь в одиночку, чехословацкая армия оказалась бы способной сдерживать тогдашние немецкие вооруженные силы в течение трех месяцев, а военные действия за это время вряд ли бы сохранили изолированный характер. (По чешским же оценкам, которые были сообщены русским, этот срок равнялся четырем месяцам69.)
Немецкие генералы были настолько встревожены возможностью втягивания Германии в потенциально крупномасштабную войну, к которой их страна была еще не подготовлена, что, как писал об этом значительно позже тогдашний начальник генерального штаба Германии генерал Франц Гальдер (он выжил во время Второй мировой войны), они замыслили насильственное устранение Гитлера и других немецких руководителей. От своего плана генералы отказались лишь после полета английского премьер-министра Невилла Чемберлена в Берхтесгаден 12 сентября 1938 г. и его встречи днем позже с Гитлером, когда начало складываться впечатление, что Гитлер добьется своего без войны, к которой он стремился и которой они боялись70.
По мере развития чехословацкого кризиса в центре внимания оказался Литвинов, ставший олицетворением советской политики коллективной безопасности. Еще 17 марта 1938 г., т. е. несколькими днями позднее после аннексии Австрии Гитлером, Литвинов в газетном интервью предупредил, сколь опасна международная пассивность перед лицом агрессии, и заявил, что Советский Союз по-прежнему готов участвовать в коллективных акциях, предпринятых по согласованному с ним решению в рамках Лиги Наций или вне ее71. Несомненно, что лично Литвинов был решительным сторонником такой политики. Но он действовал как человек Сталина. Свидетельством его полной подчиненности воле последнего может служить то, что в примыкавшей к его наркомин-дедовскому кабинету комнате был установлен специальный телефон, связывавший его с работавшим в Кремле Сталиным. В тех случаях, когда наносивший визит Литвинову тот или иной иностранный представитель поднимал какой-либо вопрос, требующий принятия политического решения, Литвинов, прежде чем ответить, связывался со Сталиным72. Сам он никаких серьезных решений не принимал.
Ясно, что Сталина обрадовало бы втягивание западных держав в затяжную войну с Германией. Но он не думал, что они начнут ее из-за Чехословакии. Если бы они все-таки пошли на это, то оказался бы реализованным первый из двух рассмотренных нами выше вариантов сценария войны. Можно назвать по меньшей мере две причины, которые для Сталина делали выгодной европейскую войну из-за Чехословакии. Во-первых, вооруженные силы Германии и ее западные укрепленные районы еще не достигли намеченных масштабов. Во-вторых, уступка Чехословакии Гитлеру без сопротивления отрицательно сказалась бы на балансе сил в Европе и открыла бы путь для агрессивных акций Германии на Балканах.
Как писала «Правда», если только Чехословакия уступит под нажимом Франции и Великобритании Судетскую область немцам, то это будет означать потерю ею независимости и откроет дорогу к установлению гегемонии Германии в Центральной и Юго-Восточной Европе, позволит Германии активизировать свое вмешательство в Испании, обеспечит ей надежный тыл и источники сырья и лишит Францию последних сильных позиций в Европе73.
Вопрос в том, на что был готов Сталин помимо того, чтобы уговорить Прагу упорно держаться, Францию — выполнить свои договорные обязательства защитить Чехословакию в случае нападения на нее, а Великобританию — решительно выступить против немецкой агрессии? Во всяком случае, что бы он ни хотел предпринять, его возможности были ограничены. Советское общество (и особенно советские вооруженные силы) испытывало на себе, как и в 1937 г., а быть может, еще сильнее удары террора. С 27 февраля 1937-го по 12 ноября 1938 г. были приговорены к расстрелу более 3 тыс. командиров ВМФ и 38 679 армейских офицеров74. Из 101 человека, принадлежавшего к высшему военному командованию, был арестован 91 ■ Из них расстреляно более 80 человек. Семь из десяти оставшихся на воле военачальников были в подчинении у Сталина во времена Царицына, в том числе Ворошилов, Буденный, Кулик и Тимошенко. Среди 91 репрессированного были три из пяти маршалов, три из четырех командармов, один армейский комиссар 1-го ранга, все 15 командармов 2-го ранга, два адмирала флота 1-го ранга, 51 из 57 комкоров. В числе жертв среди нижестоящих командиров оказалось по меньшей мере 140 (из 186) комдивов, более 200 командиров стрелковых корпусов, командиров стрелковых дивизий и бригад. Арестованный в то время комкор А.И. Тодорский (он провел 17 лет в лагерях и все же выжил) рассказывает о том, что слышал, как на военном совещании осенью 1938 г. Сталин спросил у Ворошилова: «Клим, у тебя еще остались лейтенанты, которые могли бы командовать дивизиями?»75. Вот к какому развалу привел Сталин свои вооруженные силы к моменту Мюнхена.