И действительно, к тому времени события стали развиваться слишком стремительно для того, чтобы предложенная Литвиновым процедура имела практическое значение. Более того, провозглашенная Советским Союзом готовность помочь Чехословакии, если это сделает и Франция, зависела от решения проблемы переброски советских войск. В силу известной напряженности в отношениях Москвы с Польшей и притязаний польского правительства на Те-шинский район Чехословакии такое решение зависело главным образом от позиции Румынии. Будучи членом Малой Антанты и оказавшись перед угрозой немецких планов в отношении ее нефти и зерна, Румыния склонялась к сотрудничеству, направленному против Германии, несмотря даже на сохраняющиеся притязания Москвы на румынскую провинцию Бессарабия.
Работавшему в Праге в момент мюнхенских переговоров Джорджу Кенна-ну немецкий военный атташе в Чехословакии сказал, что даже в случае согласия Румынии на переброску через ее территорию советских войск, учитывая состояние румынской железнодорожной сети в том районе, где она должна была осуществляться, для доставки в Словакию одной русской дивизии потребовалось бы около трех месяцев91. Но, так или иначе, Франция стремилась выяснить ситуацию как в отношении советского намерения использовать сухопутный маршрут в Чехословакию через Румынию, так и готовность Румынии разрешить советским войскам пересечь ее территорию.
В первые дни сентября, уже после беседы Пайара с Литвиновым, в Москву вернулся французский посол Кулондр. Он беседовал со своими коллегами по дипломатическому корпусу. Хотя болгарский посланник Антонов и был убеж-
«
ден, что Советы перебросят войска, для него все же оставалось неясным, как Сталин может вмешаться в решение чехословацкой проблемы, не скомпрометировав свой режим. Сославшись на всеобщую порожденную кампанией террора дезорганизацию, Антонов заметил: «Это больше чем беспорядок. Это — начало паралича». Оценку ситуации, данную Антоновым, разделял лорд Чилстон. Насколько ему было известно, русские к тому времени для обеспечения своей боеготовности ничего не предприняли. Литовский посланник Балтрушайтис был поражен царившими в высших сферах Москвы антибританскими настроениями. Они питались подозрениями, будто Великобритания натравливает Германию на Россию. Румынский .посланник Дианоу пытался создать впечатление, что Румыния склоняется на сторону союзников. Однако первые контакты румынского дипломата с Литвиновым его не обнадежили. В ходе беседы, состоявшейся за несколько дней до отъезда Литвинова в Женеву, советский нарком лишь походя упомянул об опасности войны и ни словом не обмолвился о том, чего ждет Советский Союз от Румынии.
Одиннадцатого сентября Кулондра принял Потемкин (Литвинова в то время в Москве не было). Французский посол сказал Потемкину, что реакция Литвинова на слова Пайара недостаточна для того, чтобы внушить французскому правительству уверенность, на которой должны покоиться согласованные действия держав, призванных оказать сопротивление вооруженным акциям Гитлера. Когда дом горит, то проводить официальную конференцию уже поздно. Вопрос состоит в том, чтобы выяснить, готова ли каждая из трех заинтересованных в сохранении мира держав противодействовать агрессии против Чехословакии, поставив все свои вооруженные силы на службу общему делу. Фактически Кулондр настойчиво добивался от советской стороны ясного заявления о ее позиции. Однако эта попытка встретила «полное молчание со стороны моего собеседника», сообщал посол92.
Свидетельствами того, как Сталин интерпретировал британский и французский зондаж, мы не располагаем. Если основываться на том, как он оценил британскую политику в разговоре с Дэвисом, а также учитывая его склонность приписывать свой образ мышления другим, Сталин, по-видимому, усмотрел в авансах западных держав Москве желание втянуть Советскую Россию в войну с Германией из-за Чехословакии, а самим остаться на заднем плане, и уж если участвовать в совместных акциях, то в самой малой степени. Если наше предположение правильно, то подобный вывод мог лишь упрочить решимость Сталина не позволить в такой дипломатической ситуации провести себя. Он хотел провести других.
Между 9 и 13 сентября Литвинов встретился в Женеве с румынским министром иностранных дел Комнене по инициативе последнего. Комнене дал понять, что румыны могли бы согласиться на проход советских войск и без решения на то Лиги Наций, и даже не требуя от Советского Союза недвусмысленных гарантий территориальной целостности страны. В написанных позже воспоминаниях Комнене дал понять, что Литвинов проявил к его словам мало интереса. О своих беседах с румынским министром иностранных дел Литвинов не проинформировал Бонн93. В этот решающий час Сталин держал Литвинова «на коротком поводке», и нарком не был вправе следовать дипломатическому курсу на коллективную безопасность, что он сделал бы весьма энергично, будь ему это позволено.
События развивались быстрым темпом. После встречи Чемберлена с Гитлером в Берхтесгадене 15 сентября британское и французское правительства разработали план, предусматривавший передачу Германии тех пограничных районов Чехословакии, в которых немцы составляли более половины населения, а также предоставление Праге новых международных гарантий безопасности остальной части страны от неспровоцированной агрессии. Девятнадцатого сентября они потребовали от Праги принять этот план как плату за сохранение мира.
Оказавшись перед лицом столь страшного выбора, президент Чехословакии Бенеш вызвал к себе советского посла С.С. Александровского и попросил его срочно получить из Москвы ответ на два вопроса: как поступит СССР, если Франция выполнит свои договорные обязательства, и какова будет советская позиция, если Франция этого не сделает, а Чехословакия будет держаться до конца? Александровский сообщил ответы Бенешу лишь 21 сентября — уже после того, как на своем ночном заседании пражское правительство решило уступить англо-французскому нажиму. Ответ Москвы на первый вопрос был утвердительным (иными словами, Москва подтвердила, что в таком случае выполнит свои обязательства). Что касается второго вопроса, то Советский Союз предусматривал обращение в Лигу Наций, что вынудило Бенеша заявить: «Это было бы для нас недостаточно»94.
Сталин сбросил Чехословакию со счетов. Именно это дала понять «Правда» в своей передовице от 21 сентября, последний абзац которой гласил: «Советский Союз спокойно относится к вопросу о том, какой империалистический хищник распоряжается в той или иной колонии, в том или ином зависимом государстве, ибо он не видит разницы между немецкими или английскими хищниками». В передовой статье следующего номера газеты указывалось, что «тучи второй империалистической войны как никогда сгустились над миром». Само определение «империалистическая война» означало, что Россия в ней участвовать не будет.
В тот день, 22 сентября, Чемберлен вторично встретился с Гитлером, на этот раз в Бад-Годесберге. Во время встречи Гитлер увеличил свои территориальные притязания. Общественное мнение в Великобритании и Франции ужесточило свою позицию, и обе страны приступили к мобилизации. Мобилизация в Чехословакии произошла 2 3 сентября. Как позже писал Бенеш, чехословацкая армия в это время была одной из лучших в Европе с точки зрения боеготовности в отношении как морального духа, так и вооружений, а страна была готова к войне95.