Ценное наблюдение, поскольку формирует очень важный закон революций: для всеобщего бунта мало всеобщей бедности. Нужно еще, чтобы полностью сгнила верховная власть…
В самом деле, вот пример: в Англии процветал тиран Генрих Восьмой, который повесил семьдесят две тысячи бродяг, истребил тысячи аристократов, в том числе и парочку собственных жен, ради мануфактур практически согнал с земли крестьянство, отменил католическую религию и заменил ее новой верой собственного изобретения с самим собою во главе. А на плаху впоследствии угодил слабый и бесцветный Карл Первый, который никого не казнил – он попросту не умел толково управлять, ни хорошо, ни плохо. Во Франции более полувека благоденствовал теоретик абсолютизма Людовик Четырнадцатый, доведя страну до полного истощения войнами и расточительностью двора – но головы лишился не он, а его никчемный потомок Людовик Шестнадцатый. В России не зафиксировано ни одного серьезного покушения на Ивана Грозного, Петра Первого и Николая Первого – да и в других державах дело обстояло примерно так же с их сатрапами и просто жесткими правителями…
Посмотрим, что говорили о революции не писатели, а серьезные, практические политики – например, «железный канцлер» Отто Бисмарк фон Шенхаузен, создатель Германской империи, победитель и в войнах, и в политике, и в дипломатии:
«Сила революционеров не в идеях их вождей, а в обещании удовлетворить хотя бы небольшую долю умеренных требований, своевременно не реализованных существующей властью».
К мнению Бисмарка вплотную примыкает мнение видного государственного деятеля С. Ю. Витте: «Все революции происходят оттого, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности. Они происходят потому, что правительства остаются глухи к народным нуждам».
Поинтересуемся мнением вдвойне компетентных людей – тех, кто сделал революцию в России.
А. Ф. Керенский: «…Россия опоздала со своевременным переворотом сверху (о котором так много говорили и к которому так много готовились), опоздала предотвратить стихийный взрыв государства, не царизма, а именно всего государственного механизма. И нам всем вместе – демократии и буржуазии – пришлось наспех, среди дьявольского урагана страны и анархии налаживать кой-какой самый первобытный аппарат власти».
Сталин: «Октябрьская революция имела перед собой таких сравнительно легко преодолимых врагов, как более или менее слабую русскую буржуазию, окончательно деморализированный крестьянскими бунтами класс помещиков и совершенно обанкротившиеся в ходе войны соглашательские партии (партии меньшевиков и эсеров)».
Это сказано, правда, про Октябрь – но если вычеркнуть упоминание об «обанкротившихся партиях», то высказывание вполне применимо и к Февралю…
И, наконец, Троцкий: «Революция возникает, когда все антагонизмы общества доходят до высшего напряжения».
Вообще я бы рекомендовал людям думающим, а не проливающим слезу над говорухинскими лубками, прочитать от корки до корки «Историю русской революции» Троцкого. Многое можно уяснить и понять. Строго говоря, Троцких было два – ранний, если можно так выразиться, и поздний. Ранний – один из вождей успешно проведенной в огромной стране революции, один из организаторов и руководителей армии, выигравшей долгую и жуткую гражданскую войну. Все, что написано этим Троцким, стоит изучать самым внимательным образом. Не интересен и жалок поздний Троцкий – последовательно проигрывавший все, что можно было проиграть, скитавшийся по заграницам и уныло зудевший, что неправильно все происходит в Советском Союзе, потому что происходит оно под главенством не его, Троцкого, а Сталина. И даже смерть ему выпала какая-то нелепая – не вороненый маузер в него разрядили и не изящный стилет вогнали под пятое ребро, а треснули ледорубом по голове. Хорошо, хоть не кочергой…
Давным-давно во всем мире существует жесткое правило: при аварии на заводе спрос, в первую очередь, с директора. Если в воинской части царят бардак и развал, спрашивают с командира. Если на рифы налетел корабль, начнут с капитана.