Выслушав меня, Иосиф сказал:
– Вано прав. Выразился он, конечно, грубо, но он прав. Ты не ишак, а дурак, потому что не понимаешь простых вещей. Рано или поздно, но тобой заинтересуются ищейки. Вот допустим, что тебя арестовали. Ты сидишь в Метехах[31], молчишь, на вопросы не отвечаешь. Политическим сыском занимаются умные люди. Они не только тобой будут заниматься, но и твоими связями – родственниками, друзьями, соседями. Всех будут подробно расспрашивать о тебе. Что делал? С кем встречался? О чем говорил? Бахчиев среди прочего вспомнит и этот случай. «Ага! – скажут жандармы. – Значит, этот бунтовщик искал место для типографии. Значит, материалы уже печатают в Тифлисе, а не возят из Ростова». Это Бахчиев может тебе поверить, а жандармы не поверят. Они знают, что практически все, чем занимаемся мы, делается для нашего общего дела. То есть из-за твоей ошибки жандармы могут догадаться, что в Тифлисе работает нелегальная типография. А если бы Бахчиев нашел тебе место, это считай все равно, что ты в жандармское[32] адрес сообщил. Понял?
– Понял, – прошептал я, хватаясь за голову.
Ой, что я натворил? Чуть было не провалил будущую типографию!
– Это еще не все, – голос Иосифа стал строже. – Наши враги – мастера провокаций. Возьмут и скажут тебе на допросе: «Мы знаем, что ты искал место для подпольной типографии. Тот, кто давал тебе это поручение, все нам рассказал». Ты подумаешь, что Вано тебя предал, вспылишь и наговоришь лишнего, сгоряча выболтаешь какие-нибудь важные сведения.
– Я все понял, – повторил я, приходя в крайнее отчаяние, и спросил: – Что же мне теперь делать, Иосиф? Убить Геворга, чтобы он не проболтался? Но я не могу так поступить. Я в его доме живу, его хлеб ем, он муж моей родной тетки.
– Зачем убивать?! – рассмеялся Иосиф. – Просто скажи, что твой вымышленный знакомый передумал открывать типографию и вместо нее завел мясную лавку. Пока ничего страшного не случилось, но может случиться, если ты и дальше станешь так себя вести. Запомни навсегда – никаких партийных дел с родственниками и приятелями не обсуждать! Помощи не просить! Никаким образом ни во что их не вмешивать! Конспирация, товарищ Камо, заключается не только в том, чтобы револьвер в тайнике прятать. Конспирация – это делать так, чтобы твоя легальная жизнь нигде и ни в чем не пересекалась бы с нелегальной. Иначе беда. Запомнил?
– Запомнил! – загорячился я. – Все запомнил! Клянусь, что больше ничего подобного не случится! А к Вано прямо сейчас пойду и извинюсь!
– Не надо разводить в организации эти буржуазные церемонии, – нахмурился Иосиф. – Просто пойди и скажи, что осознал свою ошибку и больше так делать не станешь. Что такое «извини»? Слово, не имеющее никакого значения. Значение имеет то, что ты понял свою ошибку и можешь продолжать работать дальше.
– Симон и Камо больше нигде не будут пересекаться! – пообещал я и добавил: – Эх, почему мне Вано сразу все спокойно не объяснил?
– Грузины – вспыльчивый народ, – усмехнулся Иосиф. – Кровь горячая, быстро в голову ударяет.
– Ты тоже грузин! – возразил я. – Но тебе же не ударяет!
За все годы, что я знаю Сталина, начиная с детства, я ни разу не видел, чтобы он выходил из себя, кричал, ругался, впадал в ярость. Если он сердится, то хмурит брови и начинает говорить резким тоном, не более того. Я видел его в разных ситуациях, но он всегда остается спокойным.
– Я не люблю бесполезных занятий, – ответил Иосиф. – Зачем заниматься тем, что не приносит пользы? Вот что бы произошло, если бы я повел себя, как Вано? Ты бы расстроился, мог сгоряча пристрелить своего дядю, а потом, чего доброго, и сам бы застрелился. Кому от этого была бы польза? Только гробовщику. А так все живы, ты понял свою ошибку, нашему общему делу от этого польза. Сердце у человека должно быть горячим, а не голова! Горячая голова плохо соображает.
Сердце у человека должно быть горячим, а не голова! Эти слова врезались мне в память. С того дня я начал учиться владеть собой в любой ситуации. Что бы ни случилось, говорил себе: «Спокойно, Симон-джан, спокойно! Не кричи, руками не маши! Криком делу не поможешь». Выдержка часто меня выручала, но сильнее всего она пригодилась мне в Моабите, когда я симулировал сумасшествие[33]. Когда-нибудь я напишу об этом подробно. Мой опыт пригодится зарубежным коммунистам.
33
В конце августа 1907 года Камо по поддельному паспорту на имя австрийского подданного страхового агента Дмитрия Мирского отбыл в Европу с целью закупки оружия для революционеров. В ноябре того же года Камо был арестован в Берлине. На его квартире обнаружили 50 маузеров и по 150 патронов к каждому стволу, готовых для отправки в Россию, а также взрывчатку и капсюли для бомб. Германские власти предъявили Камо обвинение в терроризме и начали готовиться к его экстрадиции в Россию, где Камо ждала смертная казнь. Бежать из Моабитской тюрьмы было невозможно. Камо начал симулировать душевную болезнь, надеясь, что его переведут в психиатрическую лечебницу, откуда бежать будет легче. Но так или иначе устроить побег в Берлине не удалось. Камо экстрадировали в Россию. 15 августа 1911 года он бежал из тбилисской Михайловской психиатрической больницы и был переправлен товарищами во Францию.