Для «самооговора» Берии могли быть и иные причины. Не исключено, что, уже по мере того как Берия сознавал роковой характер болезни Сталина, он был заинтересован создать впечатление, что именно он, Берия, был способен возглавить страну. В политическом вакууме, который создался после смерти Сталина, Берия вскоре стал инициатором борьбы против «культа личности Сталина», подталкивая руководителя страны Маленкова и других членов Президиума к «десталинизации». В своих беседах с членами Президиума Берия убеждал их, что Сталин представлял для каждого из них личную опасность, и таким образом демонстрировал свою роль в спасении каждого из них от неминуемой гибели. В то же время, убеждая членов Президиума, что именно он «убрал Сталина», Берия запугивал их и таким образом создавал впечатление, что он стал вершителем судеб страны, что ему ничего не стоит устранить и других руководителей. (Возможно, что, увлекшись этой игрой, Берия добился обратного эффекта, что и привело к его падению.) Однако из поведения Берии и его «признаний» еще не следует, что Сталин был убит людьми Берии или отравлен лично им.
Хотя действия (а точнее бездействие) целого ряда лиц из окружения Сталина, о чем пойдет речь ниже, вызывают немалые подозрения, сам факт его убийства пока не доказан. В то же время, если предположить, что смерть Сталина была насильственной, то круг подозреваемых надо расширить, включив в него много других лиц, помимо Берии. Желать смерти Сталина могли не только «ветераны» партийного руководства, опасавшиеся за внезапное завершение своих карьер после введения в его состав «новичков», но и немало людей, положение которых всецело зависело от положения этих руководителей. В этот круг входили их многочисленные помощники, еще более многочисленные работники правительственного аппарата, обслуга, члены семьи и другие близкие люди. Каждый из них, стремясь сохранить свое привилегированное положение, мог желать устранения внезапно возникшей угрозы своего безбедного существования и по мере возможностей предпринимать для этого соответствующие действия.
Следует учесть, что все эти интриги не проходили мимо сил, враждебных нашей стране. Как бы ни старались органы безопасности, информация об интригах в советском руководстве просачивалась за стены Кремля, и неслучайно на Западе появилось особое исследовательское направление – кремленология. Помимо исследователей, находившихся далеко от Москвы, у Запада была и своя агентура, которая могла воспользоваться борьбой за власть в Кремле и нанести решительный удар по советскому руководству. Борьба за влияние в Кремле, сопровождавшаяся выдвижением новых кадров, могла сопровождаться умелым внедрением на не слишком высокие, но ключевые посты людей, выполнявших заведомо антигосударственные цели. Этому благоприятствовала смена кадров в охране Сталина и его секретариате после отставок и арестов Власика и Поскребышева. Однако никаких свидетельств о проникновении в окружение Сталина агентов иностранных разведок или иных подрывных антигосударственных организаций до сих пор не имеется.
В то же время после ареста Виноградова, который постоянно его лечил, здоровье Сталина стало более уязвимым. Описывая Сталина в его день рождения 21 декабря 1952 года, С. Аллилуева обратила внимание, что «он плохо выглядел в тот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть гипертонии… Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода, – откуда-то брал он сам эти фельдшерские средства; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане (построенной у него на даче в отдельном домике) и парился там, по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было».
О самолечении Сталина и его небрежном отношении к здоровью свидетельствовал и Рыбин, который писал, что Сталин «к своему здоровью относился скверно: обедал когда придется, никакой диеты не соблюдал. Очень любил яичницу, способствующую возникновению бляшек на сосудах. Специального диетолога или хотя бы личного врача не имел. Правда, во время и после войны его навещали профессора Виноградов, Преображенский и Бакулев. Доктор Кулинич брал кровь из пальца, делал уколы от гипертонии. Но в последнее время, если одолевала гипертония или очередная ангина, он к врачам не обращался – этого еще не хватало! А брал у Поскребышева, бывшего фельдшера, необходимые таблетки. Штатные врачи обслуживали в основном сотрудников охраны и крайне редко – самого Сталина. Так что здоровье было серьезно ослаблено возрастом, сопутствующими хворями».
О нежелании Сталина обращаться к врачам говорил и непосредственно отвечавший за его охрану в последние месяцы жизни генерал Рясной. По его воспоминаниям, Сталин в последние дни жизни «посылал чекистов в простую аптеку со списком лекарств. Самолечением занимался. Подозревал, что его могут досрочно отправить на тот свет, и не без оснований. Работал по-прежнему много. Вызывает начальника охраны, дает ему список книг».
Несмотря на явное ухудшение своего физического состояния, Сталин продолжал напряженно работать. Незадолго до смерти он принимал иностранных гостей, участвовал в совещаниях по вопросам госбезопасности и сельского хозяйства. Судя по свидетельствам охраны, он по-прежнему много читал и проявлял живой интерес к театральной жизни. 27 февраля 1953 года Сталин посетил свой любимый Большой театр. Шел балет «Лебединое озеро». Громов пишет: «Есть символика в том, что в канун смертельной болезни Сталин смотрел «Лебединое озеро» в Большом театре. Чарующая музыка, пленительные танцы. Сталин получал от них искреннее удовольствие». По словам Рыбина, «до конца спектакля он был один. За тем попросил директора поблагодарить артистов за филигранную отточенность спектакля. После чего уехал на ближнюю дачу».
Как писал Рыбин, в субботу, «28 февраля вместе с «соратниками» он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно добавил кипяченой водой стопку «Телави», которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех утра 1 марта. Гостей проводил Хрусталев».
Изложение Хрущевым этих событий мало отличается от рассказа Рыбина, и в нем лишь подчеркивается добродушное настроение Сталина в конце затянувшегося за полночь застолья: «Когда выходили в вестибюль, Сталин, как обычно, пошел проводить нас. Он много шутил, замахнулся, вроде бы пальцем, и ткнул меня в живот, назвав Микитой. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то всегда называл меня по-украински Микитой. Мы тоже уехали в хорошем настроении, потому что ничего плохого за обедом не случилось, а не всегда обеды кончались в таком добром тоне».
Однако этим рассказам противоречит ныне широко популяризируемая версия А. Авторханова. Ссылаясь на неких «старых большевиков», он уверял, будто Маленков, Хрущев и Булганин уехали со сталинской дачи довольно рано, но не домой, а в Кремль. «Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту – мужчина, адъютант Берии, а по другому – женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные доказательства против Хрущева в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Сталина и в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких точных дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно».