Анализируя рабочие варианты текста договора, находящиеся в архиве, Лев Безыменский пришел к выводу о том, что Сталин долго и много работал над этим документом. Л. Безыменский пишет: «Характер сталинской правки позволяет предположить, что она вносилась в текст в ночь с 23 на 24 августа, когда Риббентроп находился в Москве».
В ночь с 23 на 24 августа 1939 года после переговоров, длившихся без перерыва несколько часов, советско-германский договор был подписан. По словам Риббентропа, «в том же самом служебном помещении (это был служебный кабинет Молотова) был сервирован небольшой ужин на четыре персоны. В самом начале его произошло неожиданное событие: Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере». Этот тост был так запечатлен в официальной записи беседы немецкой стороной: «Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». На прощание Сталин заявил Риббентропу, что Советское правительство относится к новому пакту очень серьезно, что Сталин может дать свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера».
Сталин всячески демонстрировал германскому партнеру по переговорам готовность СССР выполнять свои обязательства. Провозгласив тост в честь Гитлера, Сталин объявлял о фактическом признании его не только «канцлером Германии» (как было сказано в послании Сталина от 20 августа), а в качестве «Фюрера германской нации», т. е. в соответствии с его официальным титулом. (В последующем Сталин обращался к нему в посланиях как к «главе Германского государства».) Этим тостом Сталин показывал, что СССР, который задолго до прихода нацистов к власти вел активную антигитлеровскую кампанию, был теперь готов отказаться от вмешательства во внутренние дела Германии, признав выбор народом Германии Гитлера в качестве своего фюрера. Очевидно, что таким образом Сталин требовал от германской стороны такой же взаимности. Кроме того, было очевидно, что таким жестом Сталин показывал уважение к своему сильному противнику. Характеризуя отношение Сталина к Гитлеру, Молотов вспоминал: «Он видел, что все-таки Гитлер организовал немецкий народ за короткое время. Была большая коммунистическая партия, и ее не стало – смылись! А Гитлер вел за собой народ… Сталин как человек хладнокровный при обсуждении большой стратегии, он очень серьезно относился к этому делу».
В то же время Сталин не был уверен в том, что Германия будет долго соблюдать свои обязательства по договору. Об этом свидетельствовали его замечания, которые произвели огромное впечатление на Риббентропа во время его второго визита в Москву в конце сентября 1939 года, когда был подписан германо-советский договор о дружбе и границе. Когда германский министр сказал, что отныне «немцы и русские больше никогда не должны скрестить оружие», «Сталин с минуту подумал, а потом ответил буквально следующее: «Пожалуй, это все-таки должно было быть так!» Слова Сталина показались столь необычными Риббентропу, который ожидал от него лишь «обычной дипломатической фразы», что он заставил переводчика «еще раз перевести эти слова». Впоследствии Гитлер, которому Риббентроп передал эти слова, пришел к выводу, что, хотя Сталин желал сохранения мира между СССР и Германией, он не верил в его прочность и считал, что «столкновение раньше или позже будет неизбежным».
Поразило Риббентропа и другое высказывание Сталина. Когда Риббентроп расценил договор как шаг к боевому союзу двух стран против западных держав, Сталин ответил: «Я никогда не допущу ослабления Германии!» Риббентроп писал: «Меня особенно поразила прозвучавшая в словах Сталина огромная уверенность насчет боеспособности Красной Армии». Хотя Риббентроп не смогло конца разгадать смысл сталинской фразы, он верно понял: Сталин считал, что судьбу Германии будет решать Красная Армия.
Глава 12.
ВЫИГРЫШ В ПРОСТРАНСТВЕ
Исходя из неизбежности германо-советского конфликта, Сталин пытался не только выиграть время, но и отодвинуть границу «сфер влияния» Германии от жизненно важных центров СССР. Как и в период брестских переговоров, существенное значение имел и выигрыш в пространстве. Как вспоминал Риббентроп, «уже в ходе первой части переговоров Сталин заявил, что желает установления определенных сфер интересов».
Согласно секретному дополнительному протоколу к советско-германскому договору о ненападении, Литва входила в «сферу влияния» Германии, а Финляндия, Эстония и Латвия – в «сферу влияния» СССР. (А по секретному протоколу к договору о дружбе и границе между Германией и СССР от 28 сентября 1939 года все эти государства вошли в «сферу советского влияния».) Вторая статья протокола разделяла Польшу на две «сферы влияния» «приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан». Одновременно СССР заявлял о своей заинтересованности в Бессарабии, а Германия – о «полной политической незаинтересованности в этих территориях». Как пояснял Риббентроп, «под «сферой интересов» (или «сферой влияния») понималось, что заинтересованное государство ведет с правительствами принадлежащих к этой сфере стран касающиеся только его самого переговоры, а другое государство заявляет о своей категорической незаинтересованности». Последующие события показали, что в толковании понятия «сферы интересов» осталось много неясного. Так, Германия выразила беспокойство, когда СССР объявил о своей готовности ввести свои войска в Бессарабию, хотя согласно протоколу она не была заинтересована в этой стране. Накануне войны в 1941 году Германия ввела свои войска в Финляндию, которая была отнесена к советской «сфере влияния».
Многие авторы называют преступным договор Молотова-Риббентропа, в соответствии с которым якобы был совершен раздел независимых стран между СССР и Германией. Однако сам по себе секретный протокол к договору о ненападении не предусматривал присоединение Западной Украины, Западной Белоруссии, трех прибалтийских республик и Бессарабии к СССР. Хотя протокол к договору обеспечил невмешательство Германии в соответствующие действия СССР, увеличение советской территории стало следствием целого ряда событий с сентября 1939 года по август 1940 года, а не вытекало непосредственно из секретных протоколов. В то же время очевидно, что, заключая договор с Германией, Сталин и Молотов заботились об интересах страны, а они необязательно совпадали с интересами стран, входивших в сферы влияния СССР и Германии.
Следует учесть, что, хотя международное законодательство охраняло права всех стран без исключения, на практике в условиях непрекращавшихся локальных конфликтов и мировых войн, суверенитет многих государств систематически нарушался (и продолжает нарушаться). Так, Англия, энергично защищавшая суверенные права Польши в 1939 году, забыла о своих принципах, когда в ходе войны возникла опасность Суэцкому каналу, и оккупировала Египет вопреки протестам египетского правительства. Аналогичным образом в 1941 году Советский Союз и Англия приняли решение ввести свои войска в Иран, когда возникла угроза установления там прогерманского режима. В 1942 году США высадились в Марокко, не испросив на то разрешение у марокканского султана и правительства Виши (в ту пору Марокко было французским протекторатом), с которым они поддерживали дипломатические отношения. В значительной степени подобные действия были обусловлены вопиющим игнорированием международного права и суверенитета других стран Германией и ее партнерами по Антикоминтерновскому пакту. (О том, что и в наше время, когда в мире уже нет фашистских государств, суверенитет малых стран может вопиющим образом нарушаться, ярко свидетельствуют действия стран НАТО в отношении Югославии.) В 1939 году у Польши и прибалтийских стран, находившихся между Германией и СССР, не было шансов сохранить свою независимость.
В то же время, став партнером Германии по договору о ненападении, СССР рисковал быть втянутым в войны этой страны. Поэтому политика Советского правительства строилась на том, чтобы избежать такой ситуации и постоянно отстаивать свои интересы. Первым такого рода испытанием для СССР стала начавшаяся 1 сентября 1939 года германо-польская война, переросшая во Вторую мировую войну.
После вторжения в Польшу Берлин стал истолковывать договор о ненападении как пакт о союзе двух стран в войне против Польши, а границу «сфер интересов», проведенную через польскую территорию, как будущую границу между СССР и Германией после завершения совместных военных действий двух стран. По этой причине министр иностранных дел третьего рейха Иоахим фон Риббентроп в сентябре 1939 года требовал от Шуленбурга добиться вступления СССР в войну против Польши. Москва же, несмотря на послания Риббентропа, строго держалась буквы договора о ненападении и секретного соглашения о невмешательстве обеих стран в чужие «сферы влияния». При этом Советское правительство не желало обострять только что налаженные отношения с Германией, поэтому, отвечая Шуленбургу на его запросы, Молотов, который, без сомнения, согласовывал свои ответы со Сталиным, был предельно уклончив.