Дорогой Серго. Что они делают. Еслим был пириод когда они скрывали, что они ведут фракции работу, то в данное время этого уже нет. Они не скрывают и привлекают к своей работе всякого, лиш был бы против ЦК. Они борятся всячискими способами чтобы подорват авторитет к парти и расшатат ея дисциплину…»
Поразительным образом Сталин производил впечатление и на более просвещенные умы, чем те, что трудились в партийном аппарате.
— Иосиф Виссарионович, — говорил о нем руководитель Союза писателей Александр Александрович Фадеев, — как известно, был большим артистом и по-разному мог разговаривать — и с подковыркой, а когда нужно, мог и так человека увлечь, так приласкаться, такой натурой показаться, что, кажется, ты ему должен всю душу доверить.
Чудесный детский писатель Корней Иванович Чуковский описал в дневнике, как 22 апреля 1936 года они с Борисом Леонидовичем Пастернаком (будущим лауреатом Нобелевской премии по литературе) встретились на съезде комсомола. Вдруг в президиуме появился Сталин.
«Что сделалось с залом! — писал Чуковский. — А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое.
Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко[1]. И мы все ревновали, завидовали — счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства.
Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой — все мы так и зашептали: “Часы, часы, он показал часы” и потом, расходясь, уже возле вешалок вновь вспоминали об этих часах.
Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: “Ах, эта Демченко, заслоняет его!” (на минуту). Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью…»
Поразительно, что за пределами страны русские писатели не испытывали такого восторга по поводу Сталина. Совсем наоборот. Один из самых одаренных русских прозаиков Иван Алексеевич Бунин эмигрировал в Гражданскую войну. Страшно скучал по России, но отчетливо понимал, что происходит на родине. В те же годы записывал в дневнике:
«Вечера. Зуров слушает русское радио. Слушал начало и я. Какой-то “народный певец” живет в каком-то “чудном уголке” и поет: “Слово о Сталине в народе золотой течет струей…” Ехать в такую подлую, изолгавшуюся страну!»
Религиозный философ Георгий Петрович Федотов в эмиграции писал, что Сталин не революционер, он, «как немецкие императоры в Петербурге XVIII века, прежде всего хозяин России. Но хозяин хищнический, варвар, которым движет страх и борьба за личную безопасность, за сохранение власти».
Почему же такие бесконечно талантливые люди, как Борис Пастернак, выражали восхищение вождем?
«Легкомысленной Москве положено было быть городом иллюзий, — снисходительно писал выдающийся литературовед Сергей Аверинцев. — Даже Сталин и тот ведь одно время пытался внушать московской интеллигенции надежды на возможность диалога: вспомним его телефонные звонки Михаилу Булгакову, позднее Пастернаку — стратегия была рассчитана, разумеется, на фарсовый эффект растерянности того, кому вождь звонит, однако же под конец разговора в обоих случаях возникал мотив надежды на встречу и возможность поговорить по-настоящему.
Разумеется, такие фразы вождя не имели никакого отношения в реальности, однако они производили, скажем, на того же Булгакова определенное впечатление».
Объяснений множество.
«Шекспировская крупность зла заставляла и Булгакова, и Пастернака, — считает знаток русской литературы Мариэтта Чудакова, — предполагать шекспировскую крупность и сложность самой личности Сталина. Это была их ошибка».
Думаю, дело было и в другом. Все вокруг, решительно все восторгались Сталиным! Как в ревущей от счастья толпе демонстративно отойти в сторону? Отстраниться? Сохранить хладнокровие? Скептически взирать на стоящих рядом? Кто не жил в тоталитарном обществе, тот не поймет, насколько это страшно — оставаться иным, чем остальные.
А вот еще одна причина: увидеть в вожде тирана — значит, признаться самому себе, что в стране существует диктатура и ты ей верно служишь! Что делать со стихами, написанными во славу революции, Ленина, партии? Считанные единицы были готовы понять и признать реальность…