– К черту Горохова! Что Миклашевский сказал? – торопил Куприн.
– Ничего, Павел Тихонович.
Ильин переглянулся с Маклярским и спросил:
– Михаил Семенович, так что же это получается? Миклашевский ничего не ответил на враждебный выпад Горохова?!
– Ответил, и еще как. Потом Горохов ползал по земле и собирал зубы.
– Молодец боксер! Лучшей проверки не придумать, – заключил Куприн.
Но Ильин не спешил с окончательными выводами и снова обратился к Самойлову.
– Михаил Семенович, а как Миклашевский отнесся к тому, что совершил его дядя – Блюменталь-Тамарин?
– Осудил. На комсомольском собрании так и заявил: «Задушил бы гада своими руками».
– А как к этому отнеслись в семье Миклашевского?
Вопрос Маклярского вызвал замешательство у Самойлова. Ему на помощь пришел Куприн и пояснил:
– Михаил Борисович, такой информацией мы не располагаем. Ваша шифровка на Миклашевского поступила неделю назад. Поэтому оперативные позиции в окружении его семьи не созданы, но в ближайшие дни они появятся.
– К сожалению, Павел Тихонович, на это уже не осталось времени, – посетовал Маклярский.
– И что ты предлагаешь, Михаил Борисович?
– Действовать, Павел Тихонович.
– Каким образом?
– По нашему плану. Он жесткий по исполнению, но, я полагаю, позволит ответить на главный вопрос: насколько надежен Миклашевский.
– Тогда чего мы тут рассусоливаем, показывай, что там у тебя! – потребовал Куприн.
Маклярский положил на стол портфель, достал пакет, сорвал с него сургучную печать и передал план Куприну.
Прочитав, тот покачал головой и подвинул документ к Самойлову. Тот бросил взгляд на подпись и невольно подтянулся. В правом верхнем углу плана стояла подпись заместителя наркома НКВД СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга Круглова. Уже одно это говорило Самойлову о важности предстоящего задания. И чем дальше он вчитывался в проверочные мероприятия, через сито которых предстояло пройти Миклашевскому, тем все большие сомнения испытывал. Они отразились на лице Самойлова. Это не укрылось от Маклярского, и он подчеркнул:
– Михаил Семенович, проверку Миклашевского провести по самому жесткому варианту. У нас нет права на ошибку, слишком велика цена операции.
– Михаил Борисович, но если строго следовать мероприятиям плана, то получается, мы создадим ему невыносимые условия. И как он в них себя поведет, только одному черту известно.
– А по-другому нельзя. Условия, в которых предстоит действовать Миклашевскому, причем в одиночку, будут еще сложнее.
– Так, товарищи, давайте не будем гадать! Раз надо, значит, надо! – положил конец спору Куприн и распорядился: – Михаил Семенович, даю тебе четыре дня на подготовку исполнителей!
– Павел Тихонович, что с трибуналом, сбоя не будет? – уточнил Ильин.
– Его я беру на себя! Сделает так, как скажу! – заверил Куприн.
– Все, больше вопросов нет, остальное решим в рабочем порядке с Михаилом Семеновичем, – подвел черту Ильин.
– В таком случае за дело, товарищи! – закончил совещание Куприн.
В этот и последующие три дня ничего не подозревавший Миклашевский исправно нес службу и с нетерпением ждал, когда заступит на дежурство новый расчет и у него появится несколько часов, чтобы заглянуть домой и передать семье то, что удалось сэкономить от продпайка.
Ранним утром 3 мая старенькая полуторка, натужно гудя изношенными металлическими внутренностями, с трудом преодолела ручей и въехала на позицию станции отдельного прожекторного батальона 189-го зенитно-артиллерийского полка. Ее звук вырвал из полудремы часового. Он встрепенулся, сорвал с плеча карабин, взял на изготовку и завертел головой по сторонам, но ничего не увидел. Со стороны Ладожского озера волнами наплывал туман, косматыми языками стелился по берегу и скрадывал развороченный последней бомбежкой фашистской авиации причал Дороги жизни, обугленные остовы сгоревших машин и подвод, распухшие туши убитых животных и иссеченную осколками березовую рощу.
– Стой! Кто идет? – окликнул часовой и передернул затвор карабина.
Двигатель полуторки заглох. Под чьей-то ногой хрустнул сучок, и в ответ прозвучало:
– Свои!
Из пелены тумана вынырнула коренастая фигура. Часовой направил на нее карабин и предупредил:
– Стой! Стрелять буду!
– Стою! Я начальник штаба батальона 189-го зенитно-артиллерийского полка капитан Синцов, – представился он.
– Пароль! – потребовал часовой.
– «Онега»! – назвал Синцов.
Часовой закинул карабин за плечо и отступил в сторону. Синцов стремительно прошел к землянке, распахнул дверь и гаркнул: