Один из известных американских публицистов, в прошлом сам профессиональный разведчик — хорошо известный историкам спецслужб Луи Фараго, отмечал, что разведывательные службы оказывали и оказывают гораздо большее влияние на ход истории, чем это представляется некоторым. «За любым крупным событием, за спиной каждого государственного деятеля, причастного к этим событиям, стояли (и стоят. — А. М.) разведчики, однако авторы научных хроник — то ли из-за высокомерия, то ли из чувства брезгливости — игнорируют их вклад и редко называют их имена…».[1]Дело, конечно, не столько в высокомерии или брезгливости «авторов научных хроник», сколько в том, что разведки редко афишируют свою деятельность и конкретные дела. Как правило, это происходит спустя многие и многие десятилетия, или, чаще всего, они вовсе не раскрывают суть своих операций. Обычно разведки говорят лишь о тех делах и тех операциях, а также разведчиках и агентах, о которых каким-то образом уже стало известно широкой общественности. Это вполне нормальная практика разведывательных служб всего мира. Однако и в этих случаях они говорят ровно столько, сколько позволяют соображения безопасности разведывательной деятельности, особенно соображения безопасности ценных разведчиков и агентов.
Так что нет ничего удивительного в том, что «авторы научных хроник» не говорят о роли разведок в тех или иных событиях. Особенно по «горячим следам». Иное дело, когда разведки уже официально предали гласности некоторые из своих операций. Вот тут действительно непонятно, какими соображениями руководствуются «авторы научных хроник», игнорируя официальную информацию разведывательных служб. Скорее всего это происходит из-за простого неумения адекватно историческим реалиям оперировать раскрытой разведслужбами информацией в исторических исследованиях. Это действительно повсеместное явление, резко обедняющее эти исследования, а нередко и приводящее к ложным выводам. По отношению ко всем историческим исследованиям можно сказать: разведывательная информация, тем более доложенная в свое время высшему руководству государства, являет собой эталонную информацию для контроля выводов в этих исследованиях.
Именно так обстоит дело и в тех событиях, мифы о которых мы анализируем, в том числе и с помощью отличной книги С. Миронина. С точки зрения Сталина, вина ленинградцев действительно была велика, и расстрелять их следовало, потому как слишком велико оказалось совпадение геополитических и разведывательных устремлений стран Запада и их спецслужб с тем, в чем обвинили фигурантов «Ленинградского дела». Однако же отнюдь не из-за «Ленинградского дела» была возвращена в уголовное законодательство смертная казнь.
К глубокому сожалению, хронологическое совпадение оказалось сродни полному солнечному затмению. Никто не увидел или не захотел увидеть его суть — что именно в тот период времени в руках Сталина оказались уникальнейшие и секретнейшие документы США и других стран Запада, свидетельствовавшие о небывалом развертывании подготовки к войне против СССР, о небывалом накале разведывательной и подрывной деятельности против Советского Союза. В том числе и психологической войны. Возврат смертной казни в уголовное законодательство был связан именно с этим. С теми, кто всерьез угрожал безопасности СССР, и тем более, если их действия совпадали с угрожавшими безопасности СССР планами стран Запада, Сталин никогда и ни при каких обстоятельствах не миндальничал. Реагировал крайне жестко, нередко жестоко, но всегда в высшей степени справедливо. Безопасность государства отстаивается именно так. Альтернатив нет. Точнее, существует только одна альтернатива — абсолютная погибель. Но этого Сталин допустить не мог, и пока был жив — не допускал. По мере приведения данных анализа С. Миронина, параллельно будут приводиться и данные советской разведки.
НАРУШЕНИЯ ПАРТИЙНЫХ НОРМ
А началось все достаточно банально. В январе 1949 года в Центральный Комитет партии поступило анонимное письмо. В нем неизвестный сообщал, что на состоявшейся 25 декабря в Ленинграде объединенной областной и городской партийной конференции были сфальсифицированы результаты голосования. С этого на первый взгляд мало примечательного события начинается крупнейшее в послевоенной советской истории судебное дело, вовлекшее в свою орбиту не только руководителей ленинградской партийной организации, но и ряд лиц из ближайшего окружения Сталина. Проверка полученных сведений их подтвердила. Попков, Капустин и Кузнецов подтасовали партийные протоколы по избранию на ответственные должности на объединенной партконференции города и области 25 декабря 1948 года, когда 23 бюллетеня с голосами «против» были заменены на положительные для руководства. По мнению П. Судоплатова, следует помнить о менталитете идеалистически настроенных коммунистов в конце 40-х — начале 50-х. В то время самым ужасным преступлением высокопоставленного партийного или государственного деятеля была измена, но не меньшим преступлением была и фальсификация партийных выборов. Дело партии было священным, и в особенности внутрипартийные выборы тайным голосованием, которые считались наиболее эффективным инструментом внутрипартийной демократии.
РАЗБАЗАРИВАНИЕ НАРОДНОГО ДОБРА
Но нарушение партийных норм было лишь надводной частью айсберга. Вторым антинародным преступлением ленинградской группы была организация Всероссийской торговой оптовой ярмарки в январе 1949 года в Ленинграде без специального решения центральных органов. Эту ярмарку Попков и Лазутин устроили в Ленинграде с разрешения Вознесенского. 14 октября 1948 года Бюро Совмина СССР рассмотрело вопрос о разработке мероприятий по реализации остатков товаров народного потребления, скопившихся на складах Министерства торговли СССР на сумму 5 миллиардов рублей. Чуть позже Бюро принимает постановление об организации в декабре того же года межобластных оптовых ярмарок, где указанные остатки должны быть реализованы, и дает разрешение на вывоз. В действительности Совмин РСФСР в лице его председателя Н.И. Родионова проводит в Ленинграде с 10 по 20 января 1949 года Всероссийскую оптовую ярмарку с привлечением торговых организаций союзных республик.
Кузнецов, Родионов и Попков не только не получили разрешения, но и не поставили ЦК и Политбюро в известность о предстоящей ярмарке. Центральный Комитет получил извещение о работе ярмарки лишь 13 января 1949 года, то есть когда «отоваривание» (заметьте, вне фондов и это в условиях плановой экономики) уже происходило в течение трех дней. Совет Министров СССР также не принимал никаких решений по этому поводу и даже не получил извещения: были лишь решения Бюро Совмина СССР, то есть нижестоящего де-юре органа, и, следовательно, речь шла по меньшей мере о нарушениях должностной дисциплины, а фактически, вновь, — о превышении должностных полномочий целой группой высших партийных и государственных работников. Таким образом, речь шла о незаконности проведения оптовой ярмарки с использованием сомнительных закулисных комбинаций, проводимых по линии личных связей с «шефом Ленинграда» Кузнецовым.
Организация ярмарки привела к разбазариванию государственных товарных фондов и неоправданным затратам государственных средств на организацию ярмарки и вывоз товаров на национальные окраины страны. Ленинградцы и Родионов, как формальный лидер России, напрямую вышли на союзные республики. Привлечение союзно-республиканских аппаратов власти и их прямые переговоры с «ленинградцами» создавали опасный прецедент обхода центральных органов в планировании. Но создание каналов снабжения в обход централизованного распределения не самый главный просчет организаторов ярмарки. Устроители ярмарки не смогли реализовать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и астрономическому ущербу в 4 млрд рублей. И это в условиях, когда страна только что начала отходить от страшного голода 1947 года. Уже за одно только это люди, совершившие подобный шаг, заслуживают самого серьезного наказания.