«У нас было несколько бурных объяснений. Я непримиримо боролся за свою самостоятельность, за право выбора пути. Кончилось тем, что я отказался от материальной помощи семьи, покинул свою ученическую квартиру и поселился вместе со Швиговским, который к этому времени арендовал другой сад с более обширной избою».
«Старый Бронштейн иногда приезжал из Яновки, чтобы повидать Лейбу, полагая, что тот, устав от лишений и неудобств, изменится. Однако это не происходило. Один из жильцов Швиговского, который потом стал известным редактором коммунистических изданий, вспоминал „большого, усатого земледельца, который пришел в избу рано утром… Стоя надо мной, он громким басом крикнул: „А ты тоже убежал от своего отца?“ Скандальные сцены завершались частичными примирениями. Отец, видя крушение своих надежд, становился все более раздражительным и нетерпеливым. Сын, который желал первенствововать над своими товарищами, стыдился этих сцен, а поэтому отвечал неуважительно и язвительно. И с той и с другой стороны сошлись схожие характеры, такая же гордыня, такое же упрямство, такая же уверенность в своей правоте, те же громовые басы“».
Итак, Лейба Бронштейн сделал первый шаг в сторону от «мещанской» жизни. Хотя на самом-то деле вся эта компания, жившая в доме у Швиговского, не имела никакого отношения к революционной деятельности. Это очень похоже… на коммуны хиппи середины восьмидесятых годов ХХ века. Включая домик с садиком.
«Жили „коммуной“… Я стал давать уроки. Мы жили спартанцами, без постельного белья, и питались похлебками, которые сами готовили. Мы носили синие блузы, круглые соломенные шляпы и черные палки. В городе считали, что мы примкнули к таинственной секте. Мы беспорядочно читали, неистово спорили, страстно заглядывали в будущее и были по-своему счастливы».
Я нечто подобное видал.
Впрочем, члены коммуны как-то решили распространять нелегальную литературу. Только они понятия не имели, как это делать, – так что ничего у них не вышло. Попытка Лейбы попробовать свои силы в журналистике тоже закончилась провалом. Он сочинил статью в одесский народнический журнал.
«В статье было много эпиграфов, цитат и яду. Содержания в ней было значительно меньше. Я послал статью по почте, а через неделю сам поехал за ответом. Редактор через большие очки с симпатией глядел на автора, у которого вздымалась огромная копна волос на голове, при отсутствии хотя бы намека на растительность на лице. Статья не увидела света. Никто от этого не пострадал, меньше всего я сам».
Все эти развлечения не помешали Бронштейну закончить училище с отличием. А что делать дальше?
«Отец хотел, чтобы я стал инженером. А я колебался между чистой математикой, к которой чувствовал тяготение, и революцией, которая постепенно овладевала мною».
Дядя Лейбы предложил ему пожить у него в Одессе, дабы поступить в университет на математический факультет Одесского университета. (Выпускники гимназий и реальных училищ поступали на матфак без экзаменов.) Но…
«Поступление на математический факультет оттягивалось. Я жил в Одессе и искал. Чего? Главным образом, себя. Я заводил случайные знакомства с рабочими, доставал нелегальную литературу, давал уроки, читал тайные лекции ученикам ремесленного училища, вел споры с марксистами, все еще пытаясь не сдаваться. С последним осенним пароходом я уехал в Николаев и снова поселился со Швиговским в саду. Возобновилось старое. Мы обсуждали последние книжки радикальных журналов, неопределенно готовились и ждали».
Однако тусоваться членам коммуны уже надоело. Они подошли к той черте, когда надо или разбегаться, или переходить на более серьезный уровень.
«Бронштейн… неожиданно отозвал меня в сторонку и предложил мне по секрету, чтобы я присоединился к рабочей организации, созданной им самим… Идея народников, сказал Бронштейн, отброшена. Планируется создать социал-демократическую организацию, хотя Бронштейн избегал использовать это слово… Предложено назвать ее „Южно-русский рабочий союз“… Когда я присоединился к организации, все уже было налажено. Бронштейн уже установил связи с рабочими, а также с революционными кругами в Одессе, Екатеринославе и других городах».
Лейба и тут блефовал. Организация-то и в самом деле возникла, да только вот он был в ней отнюдь не на первых ролях.