Утром 22 января, охваченный острым любопытством, Витте лицезрел с балкона своего дома на то, что отчасти было и делом его рук. Десяткам тысяч относительно миролюбиво настроенных рабочих с их женами и детьми, под водительством корыстолюбивого и злосчастного честолюбца священника попа Гапона, царскими войсками был оказан воистину «горячий» прием — губительные залпы сотен винтовок. Число раненых и погибших исчислялось сотнями и тысячами.
Столь неадекватная реакция на преимущественно мирную инициативу трудового люда была одной из крупнейших политических ошибок царского режима. Им самим была окончательно подорвана вера в доброту царя и его окружения.
Сиятельный граф, несомненно, достоин порицания за не принятие действенных мер для предотвращения сего ужасного действа. Довольно кощунственным выглядит следующий поразительный момент в воспоминаниях Витте. После полной негодования тирады о грядущих неизбежных последствиях, позорного для огромной царской России военного столкновения с маленькой Японией в 1904-1905 годах, он вещает, уподобившись древнему оракулу: «… Можно пролить много крови, но в этой крови можно и самому погибнуть и погубить своего первородного чистого младенца сына-наследника. Дай бог, чтобы сие не было так и, во всяком случае, чтобы не видел я этих ужасов…».
Последнее желание Витте осуществилось. Он навеки успокоился в феврале 1915 года. Однако еще при жизни Витте великие европейские державы, не разрешив политическими методами своих разногласий, решились на крайние меры. В разразившейся в августе 1914 года первой мировой войне, совершенно не подготовленная Россия выступила на стороне англо-французского альянса (Антанты).
Нет никакого сомнения в том, что Витте умирал с осознанием неотвратимости своего пророчества в самое ближайшее время. Но кто, в какие времена и в каких странах слушал своих пророков?
Помимо разрешения проблем межнациональных и участи большинства крестьянства, в начале XX века довольно быстро созревал и вопрос улучшения жизненного положения российского рабочего класса. Бурный промышленный рост на основе иностранного капитала способствовал, в преимущественно аграрной державе, концентрации в крупных городах пролетариата, ставку на ускоренное революционизирование которого сделали отдельные экстремистские партии и их вожди.
В целях нейтрализации их влияния власть имущие попытались принять меры по овладению рабочим движением посредством внедрения так называемого «полицейского социализма», в просторечии именуемом «зубатовщиной». Методами экономических уступок видные ревнители самодержавия Д.Ф. Трепов и С.В. Зубатов старались отстранить революционные партии от руководства рабочими массами, вследствие чего и всплыл на авансцену пресловутый Георгий Гапон. В биографии последнего имеются моменты, сближающие его со Сталиным. Россиянин лишь немногим старше кавказца, он закончил Полтавское духовное училище и поступил в семинарию.
Этим сходство, однако, не исчерпывается. Гапон закончил семинарию (не без проблем) и после некоторой паузы стал таки служителем церкви. После скоропостижной смерти жены (со Сталиным произошло аналогичное) он решается поступить в духовную академию в Санкт-Петербурге, посредством протекции влиятельных персон Полтавы.
Возможно, Гапон первоначально, в некоторой степени, был искренен в своем стремлении тесного сближения с беднейшими слоями населения, особенно работоспособного, с целью улучшения условий его жизни. В то же время червь тщеславия уже подтачивал его.
Гапон сделал правильные расчеты, в качестве священника он имел преимущество легального общения с народом в отличие от революционеров. Ему было очевидно: «Настоящие революционеры имели мало влияния на народные массы потому, что могли действовать только тайно и в ограниченных кругах рабочих, так как остальная масса была им недоступна».
Пропорционально тому, как возрастало влияние Гапона в пролетарской среде и у властей, росли и амбиции священника. Голова у него начинает кружиться. Гапон начинает представлять себя новым мессией и дерзает на вступление в конфронтацию с властями.
Формальным поводом к обострению отношений с правительством послужило увольнение четырех рабочих в декабре 1904 года с крупнейшего военного завода — Путиловского. В самом начале года следующего было получено известие о сдаче японцам Порт-Артура, вызвавшее в народе большое негодование. Решимости действовать у Гапона прибавилось вследствие спекуляции на чувствах патриотизма. Он собрал наиболее влиятельных рабочих завода и предложил остановить станки (изготавливавшие важные военные заказы), на что те ответили согласием. В назначенный час 13 тысяч рабочих Путиловского завода прекратили работу. Спустя сутки забастовали Франко-русский судостроительный и Семянниковские заводы, также выполнявшие «весьма серьезные заказы для нужд войны». 20 января забастовкой были охвачены уже «375 заведений с 105000 чел.».