После отбытия положенного срока Солженицын был отправлен в административную ссылку в село Борли на юге Казахстана, где работал учителем в средней школе. В сентябре 1955 года он написал заявление, адресованное Хрущеву, где указал, что его, героя-фронтовика, подвергли наказанию совершенно несоразмерно содеянному. А также указал, что смертельно болен раком. Вследствие чего в начале февраля 1957 года Военная коллегия Верховного суда СССР прекратила дело Солженицына.
Подобный поворот совершенно не устраивал бывшего акустического контрразведчика, и он затевает бурную деятельность, которая венчается весомым «успехом».
В первую очередь, из политиканских соображений, осенью 1970 года Солженицыну присуждается Нобелевская премия по литературе. Необходимо отметить, что своеобразным колоритом отличается текст и его Нобелевской лекции, написанный хаотично и вообще маловразумительно.
В феврале 1974 года после выхода на Западе книги «Архипелаг Гулаг», Солженицын высылается из СССР. Тем самым, он предавался анафеме за предательство, по большому счету, национальных интересов России.
По словам Солженицына, оказавшись там, он с удивлением обнаружил, что задолго до появления его «Архипелага», на Западе уже существовала целая литература на эту тему. Десятки книг, в том числе и очень яркие, но они полностью игнорировались, почти никому не были известны. Следовательно, исключительно из пропагандистских соображений личность Солженицына и тематика его произведений искусственно раздувается кругами, враждебными Советскому Союзу.
А общественное мнение Запада, изменившееся вследствие хрущевских «разоблачений», еще более радикализуется по отношению к стране Советов. В отличие от опусов Солженицына, «зацикленных» на лагерной тематике, произведения Густава Герлинга-Грудзинского и особенно Виктора Франкла вызывают совершенно другое мироощущение.
Последний познал кошмары нескольких нацистских концлагерей и в общем-то чудом остался жив. Франкл прошел через сущий ад, сохранив себя, свою личность, зарекомендовав человеком, способным не ломаться под ударами судьбы, обрушивающимися на тело и душу. В концлагерях получил проверку и подтверждение его взгляд философа на человека и свою психологическую концепцию личности, который Франкл лично выстрадал и оплатил весьма дорогой ценой. В ужасных условиях нацистских лагерей он озаботился, в первую очередь, сохранением рукописи своей первого труда по психологии, что, несомненно, поспособствовало избавлению от невроза и его последующему выживанию.
Конец сороковых годов отмечен ярким зсплеском творческой активности Франкла. Его книги — философские, психологические, медицинские — появляются одна задругой, а вскоре к Франклу приходит мировая известность.
Герлинг-Грудзинский издал свои впечатления о предвоенном пребывании в тюрьмах и лагерях под названием «Иной мир: советские записки» в 1951 году. Он разделил судьбу десятков тысяч поляков, оказавшихся на территории Советского Союза в начале Второй мировой войны, и не проникся, тем не менее, чувством озлобленности против советского народа в целом и русских в частности.
«Мир иной» Герлига-Грудзинского по силе воздействия сравнивают с книгами великого Достоевского. Подобное ощущение усиливается благодаря неоднократному цитированию польским автором его «Записок из Мертвого дома».
Трудно сопоставить в целом творчество польского литератора с одним из общепризнанных русских классиков. Но несомненно другое. Как писатель и человек Герлинг-Грудзинский значит много выше пресловутого Солженицына, чья персона и творчество непомерно раздуты исключительно из политических соображений.
Небольшая книжка поляка «Мир иной» перевешивает все тома сочинений Солженицына, так как она перекликается по духу с прочувственными словами другого, истинного Нобелевского лауреата, американца Уильяма Фолкнера.
Фолкнер объявил при вручении ему премии, что во власти литератора «помочь человеку выстоять, возвышая его дух и напоминая ему о мужестве, чести, надежде, гордости, сострадании и милосердии, которыми он был славен в былые времена», а не концентрироваться эгоистически всецело на собственных злоключениях.