Выбрать главу

Симптоматична реакция одряхлевшего Черчилля, незадолго до этого вновь избранного премьер-министром Англии. Когда стало известно о недуге Сталина, он проявил живейший интерес и просил советское посольство регулярно информировать его о состоянии здоровья больного. Однако на весть о кончине, Черчилль «публично никак не реагировал», что явно свидетельствует о его комплексе неполноценности по отношению к Сталину. К тому же британец вдруг загорелся идеей встречи бывших союзников в верхах, полагая, что никто лучше его не сможет «навязать Советскому правительству выгодное для Запада решение важнейших международных проблем».

Такая встреча состоялась уже после бесславной отставки Черчилля с поста премьера. Надо полагать, он окончательно смирился с тем, что не сможет превзойти деяния Сталина. Неясно лишь, чем руководствовался Черчилль, когда признался, предельно шокировав общественность Великобритании, что в 45 году втайне замышлял повернуть против него оружие.

Очень скоро Хрущев дал блестящие козыри в руки недоброжелателей Сталина и Советского Союза своим сенсационным докладом.

Еще до начала Второй мировой войны на зарубежном «информационном рынке» делались попытки запустить в оборот слух о связях якобы Сталина с царской охранкой, тем самым опорочив его. Но он был встречен скептически даже самыми непримиримыми политическими соперниками Вождя.

С началом «холодной войны» на Западе снова начинает подниматься мутная волна публикаций, направленных против Сталина, усилившаяся после смерти Генералиссимуса…

18 апреля 1956 года в Нью-Йорке состоялась пресс-конференция проживавшей в эмиграции дочери Льва Толстого, Александры. Она дала новый толчок версии «связей» Сталина с охранкой. В тот же день на страницах журнала «Лайф» появились материалы, также порочащие усопшего.

А чуть позже, летом, некто Исаак Дон Левин опубликовал книжку «Великий секрет Сталина», в которой доказывал, что «большая чистка» 30-х годов в России имела целью ликвидировать всех, кто мог знать о прошлых связях Джугашвили с царской секретной полицией». В зарубежной прессе развернулась бурная дискуссия, в которой приняли участие и настоящие ученые, а также подключился госдепартамент США. В результате никаких веских доказательств в пользу версии о связях Генералиссимуса с царской охранкой приведено не было. Однако главная цель была достигнута: на имя Сталина была наброшена изрядная тень.

В условиях, когда на Родине его практически предали анафеме, постепенно изменили свои позиции даже наиболее непредвзятые ученые. В первых томах «Истории Советской России» одного из наиболее известных английских советологов Карра, вышедших до смерти Сталина, он упоминается с вполне ощутимым пиететом. Но в более поздней и краткой работе некоего резюме его фундаментального труда, Сталин вдруг становится исключительно «жестоким и мстительным», презирающим народ монстром. Жестокостью Сталин якобы превзошел всех русских царей, а своими поступками вызвал «отвращение у историков, которые впоследствии изучали его биографию». Тем не менее, успехи «во внедрении в примитивную Россию материальных достижений современной цивилизации» вынудили как будто историков, «хотя и неохотно, признать его право на величие», сделал одолжение Карр. Любопытно, что в лекциях, прочитанных в Кембриджском университете в 1961 году, Карр фактически сделал саморазоблачающее признание: «Не только события постоянно меняются. Сам историк постоянно меняется. Когда вы берете историческое сочинение, недостаточно посмотреть имя автора на титульном листе: посмотрите также на дату публикации или написания работы — иногда это имеет большое значение».

Здесь уместно будет также проследить, какими путями шли к восприятию Генералиссимуса отдельные индивиды, благо они сами достаточно подробно поведали об этом. На примерах двух иноземцев и одного соотечественника Сталина хорошо прослеживается генезис (происхождение и развитие) их негативного к нему отношения.

Американец Такер пишет, что «много лет провел в Москве», «возглавляя небольшое переводческое бюро» из членов посольств трех англоязычных стран. Именно в те «далекие годы» у него зародилась мысль «написать книгу о Сталине». Сразу после войны Такер женился на москвичке, студентке Евгении Пестрецовой.