«Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину… О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию, как более близким товарищам В. И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».
Ленин узнал об этом инциденте только в первые дни марта 1923 года. Тогда он поставил вопрос о разрыве своих отношений со Сталиным, если тот не возьмет свои слова обратно и не извинится перед Крупской. Таким образом, не этот личный конфликт подтолкнул Ленина к написанию письма, направленного им в адрес XII съезда партии. В письме, которое мы цитировали в начале данной главы, был поднят вопрос о необходимости укрепления коллективного руководства и о перемещении Сталина с поста Генерального секретаря. Десять дней спустя, 4 января 1923 года, в добавление к этому письму Ленин уже решительно сформулировал предложение о снятии Сталина. «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех. других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение»[66],
Чуть ли не сразу после смерти Ленина его провидческие слова полностью подтвердились. Ленин, очевидно, знал о том, как реагировал Сталин весной 1923 года на XII съезде РКП(б) на критику старым большевиком Н. Осинским партийного руководства. Дело в том, что Осинский с признательностью говорил о Сталине и Каменеве, но подверг критике Зиновьева. Сталин даже похвалу в собственный адрес не мог принять без задней мысли. Но он отверг и критику в адрес Зиновьева. Защитив своих союзников по руководству, он показал не только Осинскому, но вообще всем, насколько опасна критика верхнего эшелона власти. Однако тогда многие не восприняли это серьезно или не поняли, хотя если читать высказывания Сталина сегодня, то это становится вполне очевидным: «Он (Осинский. — Ред.) похвалил тов. Сталина, похвалил Каменева и лягнул Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдёт очередь и до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК за годы работы, с тем чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить все… я должен его предупредить, что он наткнется на стену, о которую, я боюсь, он расшибет себе голову»[67].
Понял ли сам Осинский смысл этого заявления, сейчас трудно сказать. Но мы видим, что Сталин был настоящим мастером сохранения власти. Не случайно не удалось претворить в жизнь ленинское предложение о перемещении его с поста Генсека.
Большинство старых большевиков не страшились тогда власти Генсека. Об этом свидетельствует тот факт, что Сталину неоднократно на многих форумах приходилось обливать потоками брани своих товарищей по партии, которые не хотели и не умели преклонять перед ним свои головы.
На XIII партконференции в январе 1924 года Сталин следующим образом «подверг критике» В. А. Антонова-Овсеенко, командовавшего красногвардейскими отрядами при штурме Зимнего дворца, подтверждая необходимость его отзыва с поста начальника Политического управления Реввоенсовета Республики (ПУР): «Он снят с ПУРа, кроме того, за то, что разослал всем военным ячейкам циркуляр о формах применения внутрипартийной демократии вопреки воле ЦК и несмотря на предупреждение ЦК о согласовании этого циркуляра с планами ЦК. Он снят, наконец, за то, что прислал в ЦК и ЦКК совершенно неприличное по тону и абсолютно недопустимое по содержанию письмо с угрозой по адресу ЦК и ЦКК призвать к порядку „зарвавшихся вождей“[68].
В дневниках Троцкого, опубликованных в 1986 году, можно прочитать, что Крупская в 1926 году рассказала ему о замечаниях Ленина, относящихся к Сталину: «У него нет самой элементарной человеческой честности».
Мы уже отмечали, что внутрипартийная система осталась без изменений, так что в этом вопросе все усилия Ленина были безрезультатны. Раскол внутри партии казался неизбежным осенью 1923 года в связи с появлением «левой» оппозиции. Эта группа не принимала сталинское руководство партией, и в тот момент, когда она начала оформляться в оппозицию, Троцкий стал во главе ее.
Осенью 1923 года и в 1924 году Сталин в борьбе с Троцкими его сторонниками мог опираться на двух самых авторитетных большевистских руководителей — председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева и Каменева, одного из заместителей Ленина. Сталин точно знал, чего он добивается. Зиновьев и Каменев рассчитывали, что Коба, имеющий узкий теоретический кругозор, не представляет собой настоящего соперника для них. Троцкий казался им более сильным противником, поскольку как теоретик, военный и политический руководитель он считался весьма популярным вождем партии. Напротив, Сталина даже в начале 20-х годов знали сравнительно мало. Самым убедительным доказательством политической и интеллектуальной недооценки Сталина является то, что Зиновьев и Каменев оставили практически без внимания пожелания Ленина о перемещении Сталина. Естественно, этот факт свидетельствует скорее об ограниченности политической прозорливости Зиновьева и Каменева. (Но Троцкий тоже в этом вопросе не проявил дальновидности.) Вожди-интеллектуалы пришли к компромиссу, оставив Сталина на посту Генерального секретаря ЦК. Они полагали, что такое решение принесет наименьшее зло. В тот момент руководящая «тройка» — Каменев, Зиновьев и Сталин — взяла на себя все функции власти. Последствия этого рокового компромисса, заключенного весной 1923 года, проявились только через несколько лет.