Тов. Сталин говорит, что он не хотел бы затруднять положение Мацуока, который вынужден довести до конца борьбу со своими противниками в Японии, и готов облегчить его положение, чтобы он, Мацуока, добился здесь «дипломатического блицкрига».
Итак, обе высокие договаривающиеся стороны пошли на уступки друг другу в спорном вопросе об острове Сахалин; Мацуока, с помощью Молотова через московский Центральный телеграф, добился срочного телефонного разговора с Токио и получил «добро» от принца Коноэ, и от самого Великого Тэннэ, и…
Неожиданно для всего мира, 13 марта 1941 г., в 2 часа пополудни, Пакт о нейтралитете был подписан и «дипломатический блицкриг» завершен.
«Шумел камыш»
Подписание Пакта о нейтралитете с Японией стало большой дипломатической победой Сталина. Перед самым нападением Германии на Россию он, фактически, лишил Гитлера одного из его сильнейших союзников в будущей войне!
О значении пакта свидетельствует Генри Киссинджер: «13 апреля 1941г. он [Сталин] заключил в Москве договор о ненападении [о нейтралитете], следуя, в основном, той же самой тактике в отношении роста напряженности в Азии, какую он применил в отношении Польского кризиса восемнадцатью месяцами ранее. В каждом из этих случаев он устранял для агрессора риск борьбы на два фронта и отводил войну от советской территории, подстрекая, как он считал, капиталистическую гражданскую войну в других местах.
Пакт Гитлера—Сталина дал ему двухлетнюю передышку, а договор о ненападении с Японией позволил через шесть месяцев перебросить армейские части с Дальнего Востока для участия в битве под Москвой, битве, которая решила исход войны в его пользу».
Такая важная дипломатическая победа должна была быть «отмечена», и, после подписания пакта, в Кремле, в кабинете Молотова была организована грандиозная выпивка. Иосукэ Мацуока, привыкший к миниатюрным чашечкам японской сакэ, не выдержал сталинского застолья. К концу пиршества он еле стоял на ногах и вместе со Сталиным и Молотовым даже пел «Шумел камыш».
В таком непрезентабельном виде японского министра вечером привезли на Ярославский вокзал к стоящему под парами Транссибирскому экспрессу. И тут, на перроне, на глазах иностранных дипломатов, пришедших проводить коллегу, на глазах иностранных журналистов, падких на сенсации, и произошла очередная, умело срежиссированная Сталиным «комедия».
Когда до отхода экспресса оставалось несколько минут, на перроне неожиданно появился Сталин. Он был в необычайно приподнятом настроении. Говорил громким голосом. Расхаживал по перрону под руку с Мацуока, обнимал иностранных послов, пожимал руки железнодорожным служащим, улыбался пассажирам. Как и надеялся Великий Режиссер, эффект был достигнут — об этой «комедии» писали все газеты мира, о ней оставили свои свидетельства современники и очевидцы.
Уинстон Черчилль: «Шуленбург рассказал о демонстрации единства и товарищества, устроенной Сталиным на вокзале перед отъездом Мацуока в Японию.
Поезд задержался на час из-за приветствий и церемоний, которых явно не ожидали ни японцы, ни немцы. Появились Сталин и Молотов, которые удивительно дружелюбно приветствовали Мацуока и других японцев и пожелали им счастливого пути.
Затем Сталин публично спросил о германском после. «А найдя меня, — заявил Шулленбург, — он подошел и обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны оставаться друзьями, вы должны сейчас сделать все, все ради этой цели».
Позже Сталин обратился к германскому военному атташе, удостоверившись сперва, что он говорит именно с ним, и сказал: «Мы останемся с вами друзьями в любом случае».
«Сталин, — добавляет Шуленбург, — несомненно, обратился с эти приветствием к полковнику Кребсу и ко мне умышленно и тем самым сознательно привлек внимание большого числа присутствовавших».
Эти объятия были напрасным притворством. Сталин, несомненно, должен был знать из своих собственных источников о колоссальном развертывании германских сил вдоль всей русской границы, которое сейчас начала замечать английская разведка.
Это было всего за 10 недель до начала ужасающего наступления Гитлера на Россию. До него оставалось бы всего 5 недель, если бы не задержка, вызванная боями в Греции и в Югославии».
О том же вспоминает Хасегава — личный секретарь Йосукэ Мацуока, сопровождавший его в поездке:
«Сталин и Мацуока… которые только что подписали пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом, очевидно, охваченные волнением, обнялись „по русскому обычаю“. Это изумило иностранных дипломатов, которые собрались на платформе для проводов Мацуока. Не менее изумлены были также работники комиссариата иностранных дел, один из которых что-то шепнул Сталину на ухо.
Сказав: «Ничего!», Сталин вошел в роскошный вагон и в вагон-ресторан, предоставленный в распоряжение Мацуока, где он пожал всем руки…»
О том же пишет американский корреспондент Джон Скотт, участвовавший в проводах Мацуока: «Наверное, в третий раз обменявшись рукопожатием, они обнялись… В вагоне Сталин сказал Мацуока: „Вы азиат, и я азиат“. Он показал рукой на платформу, где стояли дипломаты, и произнес: „А они европейцы“. Оба азиата снова рассмеялись».
О том же Вячеслав Молотов: «Сталин был крупнейший тактик… Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой.
В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуо-ку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам».
Мацуока едет в Токио. Он в эйфории — на каждом полустанке он шлет приветственные телеграммы — в газету «Правда», Вячеславу Молотову и своему «новому другу» Иосифу Сталину:
«…Прошу разрешить мне заверить Вас, что я уношу с собой самые приятные воспоминания о своем временном, явившимся наиболее долгим в течение моей нынешней поездки, пребывании в Вашей великой стране, где я был удостоен сердечного приема, и где я с восторгом и пониманием увидел прогресс, достигнутый в жизни народов СССР.
Сцена нецеремонных, но сердечных, поздравлений по случаю подписания Пакта останется, без сомнения, одним из счастливейших моментов моей жизни, а любезность Вашего Превосходительства, выразившаяся в Вашем личном присутствии на вокзале при моем отъезде, всегда будет оцениваться мною, как знак подлинной доброй воли, не только по отношению ко мне одному, но также и к нашему народу.
Я могу также добавить, что девизом всей моей жизни было и будет всегда быть верным своим словам…»
Ирония судьбы
В конце апреля 1941 г. Иосукэ Мацуока прибыл в Токио.
На вокзале его встречал принц Коноэ и по дороге в город рассказал другу о недовольстве, с которым встретили милитаристские круги Японии подписанный в Москве пакт. Это недовольство превратилось в открытое возмущение после «внезапного» нападения Германии на Россию и первых, потрясающих воображение побед Гитлера.
Через три недели после начала войны между Германией и Россией, 16 июля 1941 г., политическая карьера Мацуока закончилась — свое новое третье правительство Коноэ сформировал без него.
Принц Фумимаро Коноэ все еще пытался удержать Страну восходящего солнца от активного вмешательства в бойню Второй мировой войны. Пытался ценой вывода японских войск из Китая достичь соглашения с западными странами. Но 17 октября 1941 г. милитаристы Японии вынудили Коноэ уйти в отставку.