В этой обстановке важной задачей стало урегулирование отношений с Японией, чтобы обезопасить себя с востока и исключить войну на два фронта. Переговоры с Японией по поводу подписания пакта о ненападении или нейтралитете велись с лета 1940 года. Японская сторона пошла на создание смешанной комиссии по уточнению границы между Маньчжоу-го и МНР. В результате 9 июня было подписано соглашение, четко определившее границу — в районе Халхин-Гола[480]. Более того, в июле правительство Японии через своего посла в Москве официально предложило начать переговоры о заключении пакта о ненападении.
Такой поворот в политике Токио объяснялся тем, что военно-политическое руководство страны на время отказалось от «северного варианта» — нападения на СССР, а принялось разрабатывать «южный вариант» — агрессию против США и европейских держав, имевших колонии в бассейне Тихого океана. Тогда, летом 1940 года, в Советском Союзе отнеслись к японскому предложению весьма настороженно. «Можно признать, что вообще есть известные признаки желания японской стороны к улучшению отношений с Советским Союзом, — говорил Молотов на седьмой сессии Верховного Совета СССР в августе 1940 года. — Но еще во многом не ясны действительные политические устремления этих кругов, что относится и к советско-японским отношениям»[481]. В связи с взаимным выяснением позиций переговоры затянулись, и только во время визита министра иностранных дел И. Мацуоки в Москву 13 апреля 1941 года пакт о нейтралитете был подписан. Это явилось крупным достижением советской дипломатии, ибо оно нанесло серьезный удар по планам Гитлера. Так же, как в августе 1939 года советско-германский договор нарушил планы японских милитаристов, так и теперь советско-японский пакт о нейтралитете накануне агрессии рейха против СССР снимал непосредственную опасность на восточных границах Советского Союза. Японии это тоже было весьма кстати, так как она переключилась на «южный вариант». И хотя опасность нападения на востоке для СССР полностью не была ликвидирована, на какое-то время угроза войны на два фронта отошла на второй план. Это позволило усилить западные военные округа за счет войск Дальнего Востока.
В апреле — июне 1941 года советская политика в отношении Германии вступила в новую фазу, весьма напоминавшую западную политику умиротворения накануне Второй мировой войны. Гитлер не предъявлял к СССР никаких требований, однако Сталин всем своим поведением стремился показать, что он готов на любые дружественные акции и делает все, чтобы исключить малейший повод для конфликтов между СССР и Германией. О том, что в Берлине вынашиваются агрессивные замыслы против СССР, знали как в Москве, так и за рубежом.
В Кремле хорошо понимали, что, несмотря на огромные усилия советской военной промышленности и командования Красной Армии повысить обороноспособность страны и боеготовность Вооруженных сил, решение этих задач наталкивается на клубок проблем. Здесь и репрессии, и все упущения 30-х годов, и общая отсталость страны, унаследованная от царизма. Когда Сталину в феврале 1941 года доложили, что для укомплектования новых механизированных соединений не хватает 12,5 тыс. средних и тяжелых танков, 43 тыс. тракторов, 300 тыс. автомашин, он не мог поверить: ведь это означало, что формируемые корпуса обеспечены лишь, на 30 %. Аналогичная картина наблюдалась и в авиации. Новых типов самолетов насчитывалось не более 10–20 %[482]. Весьма плохо обстояло дело с производством боеприпасов и многих видов вооружения. В общем, страна и армия не были готовы к схватке с таким врагом, как Германия.
Конкретные данные о подготовке Третьего рейха и его союзников к войне органы госбезопасности и военная разведка начали получать с ноября 1940 года, тут же направляя эту информацию руководству страны. С весны 1941 года поток донесений о возрастающей угрозе войны Германии против СССР резко увеличился. С конца марта по Берлину волнами пошли слухи о готовящемся нападении на Советский Союз. В донесениях дипломатов и разведчиков замелькали различные сроки начала вторжения вермахта в пределы СССР: 6 апреля, затем 20 апреля, потом 18 мая, наконец, 22 июня. Советское полпредство в Берлине регулярно докладывало в Москву и об этом. «На протяжении нескольких месяцев мы, работники посольства, видели, как в Германии неуклонно проводятся мероприятия, явно направленные на подготовку операций на восточном фронте», — писал впоследствии сотрудник советского полпредства В. М. Бережков[483].
Одновременно в политических кругах Европы циркулировали слухи, распространявшиеся германской службой дезинформации о том, будто войска вермахта сосредоточиваются на востоке вне досягаемости английской авиации для подготовки к десантной операции на Британские острова. Кроме того, муссировались предположения и о том, что Германия собирается заключить с СССР новое торгово-экономическое соглашение, поскольку нужды затяжной войны требуют укрепления немецкой экономики. А войска сосредоточиваются на востоке якобы для демонстрации силы на случай, если Советский Союз проявит вдруг несговорчивость[484].
480
Известия. 1940. 10 июня. Маньчжоу-го — прояпонское марионеточное государство на территории Маньчжурии.
481
Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа — 7 августа 1940 г.: Стенографический отчет. М., 1940. С. 30.