Безрезультативность усилий СССР создать действенную систему коллективной безопасности с западными державами заставляла советское руководство продолжать поиск путей улучшения отношений с фашистской Германией. Хотя Гитлер и его окружение вели открытую антисоветскую политику, в стране имелись круги, которые стояли за продолжение «рапалльского» курса, расширение экономических связей с СССР. В 1935—1936 годах советская дипломатия пыталась через эти круги активизировать торгово-экономические отношения. Объективно и Германия, милитаризация которой способствовала нарастанию кризисных явлений в экономике, была заинтересована в этом.
Посол СССР в Берлине Суриц докладывал Литвинову 4 декабря 1935 года о своих беседах в Берлине с Нейратом, Геббельсом, Розенбергом, Шахтом, Бломбергом: «Все они говорили, что у Гитлера три «пунктика»: вражда к СССР, еврейский вопрос и аншлюс». Вражда к СССР, по их мнению, «вытекает не только из идеологической установки к коммунизму, но и составляет основу его (Гитлера. — Прим, авт.) тактической линии в области внешней политики». Смягчение антисоветского курса возможно только в установлении нормальных экономических отношений»96. Однако политика антисоветизма возобладала над экономическими соображениями. И хотя экономические соглашения заключались и в 1934-м, и в 1935-м, и в 1936 годах, они были несравнимы с объемами взаимной торговли между СССР и Германией в 20-х годах97.
Несмотря на различие идеологий, Советский Союз в отношениях с капиталистическими странами продолжал руководствоваться не идеологическими установками, а принципом мирного сосуществования с ними, независимо от их режима. Исключение не составляла и Германия. Молотов в одной из своих речей в январе 1936 года заявил: «Развитие торговых и экономических отношений с другими государствами, независимо от политических сил, временно правящих в этих странах, согласуется с политикой Советского правительства. Мы считаем, что это также соответствует интересам немецкого народа и это, конечно, прерогатива правительства Германии делать практические выводы из этого»98.
Исходя из этого, Советское правительство наращивало усилия для улучшения отношений с Германией, чтобы обезопасить свои западные рубежи. В марте того же года Молотов в разговоре с французским журналистом заметил, что правительство СССР считает возможным улучшение советско-германских отношений99.
Это нашло отражение и в попытках возобновить связи по военной линии. Так, в январе 1936 года Уборевич, следуя в Париж по приглашению французского генштаба, встретился в Варшаве с германским военным атташе в Польше майором Кинцелем. В беседе с ним он выразил желание встретиться с кем-нибудь из высшего генералитета, в частности, с военным министром и главнокомандующим вермахта В. Бломбергом100. Осенью того же года по приглашению главнокомандующего сухопутными войсками Германии генерала Фрича Уборевич присутствовал на маневрах. Од-
нако чуть наметившийся подъем сменился спадом. Показательно, что миссия Уборевича вызвала неудовольствие Гитлера. Попытки СССР нормализовать отношения с Германией продолжались до осени 1936 года.
Однако в этот период внешняя политика Германии все больше приобретала ярко выраженный антисоветский характер. 25 ноября 1936 года в Берлине были подписаны германо-японское Соглашение против Коммунистического интернационала и дополнительный протокол к нему. В документах содержались рассуждения о «подрывной деятельности» Коминтерна, угрожающей не только «спокойствию, общественному благосостоянию и социальному строю», но и «миру во всем мире». Договаривающиеся стороны обязались в течение ближайших пяти лет «поддерживать сотрудничество в деле обмена информацией о деятельности Коммунистического интернационала». В целях обеспечения такого рода сотрудничества в дополнительном протоколе объявлялось о намерении создать постоянную германо-японскую «анти-коминтерновскую комиссию»1.
Одновременно в Берлине было подписано германо-японское Дополнительное секретное военное соглашение. В нем договаривающиеся стороны обязались «не предпринимать каких-либо мер, которые могли бы способствовать облегчению положения Союза Советских Социалистических Республик» в случае его «неспровоцированного нападения» на Германию или Японию, а также «без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглашения»101. Подписание германо-японского Антикоминтерновского пакта положило начало сближению двух главных агрессоров, вынашивавших планы войны против СССР. Через год (6 ноября 1937 г.) к Антикоминтерновскому пакту присоединилась Италия. С объединением Германии, Италии и Японии в рамках Антикоминтерновского пакта завершился первый этап формирования фашистско-милитаристского блока. Возник так называемый мировой политический треугольник Берлин — Рим — Токио.
Антикоминтерновский пакт и война в Испании положили конец попыткам СССР нормализовать отношения с Германией.
В условиях уклонения Англии и Франции от сотрудничества в борьбе за коллективную безопасность, нараставшей враждебности по отношению к Советской стране со стороны гитлеровской Германии, перехода фашизма к прямым актам агрессии (Эфиопия, Рейнская зона, Испания) правительство СССР было вынуждено решительно встать на путь противодействия экспансионистским замыслам нацистского руководства. «Фашизм ныне перестает быть внутренним делом» тех стран, которые его придерживаются», — говорил Литвинов в ноябре 1936 года102.
Реальные изменения в германской политике, принявшей враждебный характер по отношению к СССР, угрозы Гитлера направить экспансию на восток побуждали Сталина и в целом советское руководство искать пути обуздания фашистских агрессоров, активизировать политику коллективной безопасности при поддержке организованного антивоенного движения широких масс. Однако международная обстановка в 1936 году была уже не та, что в 1934—1935 годах. Изменилось многое.
Когда Советский Союз после вмешательства фашистских государств в испанскую гражданскую войну начал оказывать помощь республиканцам, это было воспринято буржуазными правительствами Запада как стремление Советов установить там коммунистический режим. Помощь СССР международному коммунистическому и демократическому движению рассматривалась в европейских столицах как подрывная деятельность, направленная на ускорение мировой революции. Этому отчасти способствовали и действия представителей Коминтерна. Буквально обескураживали сведения о деятельности представителей СССР и Коминтерна в странах Западной Европы даже тех политиков и дипломатов, которые занимали резко антигерманские позиции и стояли за сотрудничество с Советским Союзом. Так, сотрудник советского полпредства в Лондоне С. Коган сообщил в мае 1936 года в Москву о беседе «совершенно надежного источника» с Р. Ванситтартом, заместителем министра иностранных дел Англии, известного своими антигерманскими взглядами. По докладу агента, Ванситтарт «очень заинтересован в связи с его антигерманской политикой в том, чтобы добиться более тесных отношений между Советским Союзом и Великобританией. Но политика Советского Союза, выражающаяся в посылке денег во Францию, Испанию и Англию, является главным препятствием, мешающим этому. Они имеют прямые доказательства от своих секретных агентов относительно размеров, которых достигает это субсидирование деятельности коммунистического и народного фронтов. Можно безусловно сказать, что деньги прямо льются во Францию, а в Испанию в особенности. Он вынужден был воздержаться от предоставления кабинету всех фактов, которые имеются в его распоряжении, иначе они заняли бы резкую линию против Советского Союза. Он это сделал из-за его заинтересованности в том, чтобы между обеими странами были установлены лучшие отношения»103
Наконец, массовые репрессии, укрепление культа личности Сталина и его влияние на все стороны жизни страны и внешнюю политику резко изменили отношение к СССР со стороны западных правительств. Об обстановке в Советском Союзе американский посол в Москве У. Буллит еще в начале 1935 года так докладывал госдепартаменту США: «Прежде джентльмены, с которыми я находился в контакте (я особенно в связи с этим упоминаю о гг. Молотове и Литвинове), претендовали на такую искренность, которая, возможно, существовала в первые годы советского режима, при первом комиссаре иностранных дел Чичерине, бывшем еще при царе атташе посольства в Лондоне. Но теперь все это изменилось. Реальность перестала существовать. Люди, руководящие Россией, находятся в незавидном положении. Им приходится скрывать от всего мира, и в частности от представителей других правительств, то обстоятельство, что они не имеют возможности принимать важное решение в области внешней политики без ведома и одобрения политбюро коммунистической партии»104.